После последнего разговора с Ведьмой Рыжая начала задумываться о Выпуске и смерти. До видений она старательно отгоняла от себя мысли и воспоминания о той страшной ночи. Но спокойная уверенность, которую источала из себя погибшая, являясь к ней в зыбких промежутках между сном и явью, не только не отпугнула 13-летнюю девчонку, а, напротив, растворила и обезвредила в Рыжей все панические симптомы. Ведьма не часто навещала ее, но когда это случалось, каждый элемент ее явления обрастал в сознании Рыжей рельефным рисунком такой чёткости, что сколько ни вглядывайся в подробности, сколько ни нанизывай бусин смыслов на одну логическую нить наблюдений, найдутся новые, всё более причудливые ответвления общего узора, в котором всё настолько же ложь, насколько и правда. Это очень нравилось Рыжей, нравилось тем, чего ей так не хватает – альтернативой смирения.
Уроки маленьких женских хитростей от Ведьмы тоже не прошли даром, Сатана научилась наполнять подаренную ею  о т т у д а  флягу "напитками желаний" собственного производства, не имеющими ничего общего с алкогольными. А уж искусством зельеварения Ведьма овладела в свое время как никто в Доме.
Но всё это никак не помогало Рыжей уходить в Лес тогда, когда ей вздумается. Никак не помогало стать Ходоком! Рыжая страшно завидовала и наполнялась гневом и упругой едкой досадой на все эти «усовершенствованные модели» домовцев, у которых получались свидания с Изнанкой так же просто, как у нее, скажем, смещенный или расфокусированный взгляд. Принять себя неполноценной оказалось куда сложнее, чем завести дружбу с духом самой крутой девушки Дома. Понадобились целые системы тренингов, чем-то напоминающие те, что были у Кузнечика в детстве. Не вспыхивать, не бить наотмашь ни словом, ни жестом, как бы девчонка или училка этого ни заслуживали, оказалось сложнее всего, но умение сковывать свои эмоции льдом внутреннего самоуважения, всплывающего на поверхность огненного океана вздорного характера Рыжей неким подобием айсберга, оказалось совсем не лишним. А после какой-то другой гранью, похожей на наложение цветных осколков в калейдоскопе, начало помогать и в играх в дочки-сыночки с неразумными, за что Ведьме отдельное спасибо. Как и за Ведьмедя, второго и, как было сказано, предпоследнего подарка Ведьмы с  т о й  с т о р о н ы.
Слежка за бывшими «дохляками» тоже приносила свои плоды. Их увлеченность подвалами и исследованием библиотек, передалась и Рыжей, она даже свою Чайку дважды запускала в архив. А вот о Наружности Ведьма говорить не любила. Казалось, это именно то, чего следует бояться больше, чем смерти. Не ада в наказание, не чертей с их котлами, а расчёсок с механическими жерновами, переламывающими саму сущность души еще при жизни тела.
У Рыжей был свой взгляд и свои надежды на этот счёт, но мнение старшей подруги она уважала настолько, что вскоре переняла и ее страхи и вместо гор, морей и диких пустынь с заброшенными в них мертвыми городами начала мечтать о Лесе, в который, если судить по запахам прелой листвы и могущества, разносимым по всему Дому даже без участия Логов, всё чаще стал наведываться Слепой. Эти живительные токи однажды одурманили и утянули ее за собой в первый Прыжок. Затем, через пару недель, во второй, и почти сразу в третий. Одержимость Слепым набирала новые обороты, Рыжая теряла голову, выискивая в Доме следы его присутствия, нарушала субботние границы общих киносеансов, чтобы снова, как в наркоманском дурмане,  провалиться хотя бы в Изнанку. Там она понимала себя больше, контролировала лучше, училась прятаться и слушать. Там она радовалась, а не злилась его величавому равнодушию, воспринимая его иначе, не как девочка мальчика, а как зверь зверя, зверя другой породы, другого вида - и от этого наполнялась тем же спокойствием, какое вынюхивала в умершей лишь номинально Ведьме.
После таких несостоявшихся по ее предусмотрительности встреч в Лесу и в Изнанке ей становилось проще принимать его холодность и отстранённость в реальном мире. Она относила их к трудностям переходного возраста, связанным лишь с половыми отличиями и комплексами, обострившимися почти у всех ровесниц в этот весенний момент.
Апрель подарил ей надежду, выкинув в первый же солнечный и теплый вечер на тропу к Лесу в привычной уже шкурке темно-рыжего взъерошенного лисёнка.  Шорохи и метки будоражили смущенный дух и все внутренности присутствием Хозяина, заставляли искать убежище в ворохе прошлогодней прелой листвы и за кочками, пнями, корягами и широкими стволами.

Отредактировано Рыжая (04.05.2024 17:58:58)

Подпись автора

никуда, люся, никуда

Самое неприятное в Прыжках – пробуждаться. Не всегда получается сделать это незаметно для окружающих. Ладно, когда ты в душе или во сне. Но когда обморок настигает в темном коридоре, а потом над тобой куча девчонок с воспиталкой или уже паучихой наперевес, радости мало. В этот раз, видимо, так и получится: Рыжая помнит досаду на то, что не успела предчувствовать момент перехода и спрятаться. Но, с другой стороны, если ее надежды оправдаются, и она останется  т а м  навсегда, можно будет не беспокоиться о положении тела.
Рыжая верит, что когда-нибудь она разгадает секрет ходоков и сможет управлять собой в такие моменты, но пока эмоции захлёстывают, не поддаваясь никаким тренингам и опыту самовнушений, и она просто проваливается, будто споткнувшись на всем ходу. Вот и сейчас шкурка и запахи накрыли ее так же внезапно, как приближающийся при стремительном падении пол. Будто Дом или его Изнанка наказывали гордячку за что-то, перекидывая щелбанами из одного мира в другой.
Хозяина она больше не чует, чует опасность, которой тут раньше не было. Столько страха в Лесу она не испытывала еще ни разу. Напротив, он был безумно интересен, завораживал до дрожи, влюблял в себя каждой веточкой, травинкой, тенью, в которую хотелось влипнуть целиком и изучать все ее причудливые танцы и запахи бесконечно долго. А тут вдруг шерсть дыбом, морда к земле и главное – не шевелиться. Даже учить не надо, тело управляет ситуацией, как опытный диверсант.
До поры. Пока Рыжая не слышит Зверя.
Животный инстинкт гонит ее прочь, но она надеется на помощь прошлогодней листвы, в которую зарывается по самые уши. Хвост вдавливается в живот, будто собирается избавить от вчерашнего ужина, но всё застывает, когда его шкура начинает мелькать меж деревьев. Она еще не знает, что тут всегда кто-то из своих, и никак не может разгадать удивление, забравшееся к ней в нос пронырливым муравьем.
Казалось, ниже опуститься было невозможно, однако, когда Зверь, наконец, вышел, Рыжая допустила ошибку – прижалась к земле целиком. Листья над головой издали едва уловимый шорох, не слышимый ухом извне, но наверняка ощутимый на каком-то другом уровне - и ее движение не осталось незамеченным. Всё, что было в ней животного, кричало «БЕГИ!», а окаменевшая от ужаса девчонка, которой, вроде бы, до этой минуты никогда не обнаруживалось, жалко и трусливо начала убеждать себя, что нельзя поддаваться панике, что она всё делает правильно, что она невкусная, что Зверь просто пройдет мимо…
Но Зверь не уходил. Она еще не догадывалась, что вышел он на нее целенаправленно, что и без шорохов и подсказок непременно нашел бы. Лисий нос еще так не работал. Заставив себя открыть глаза после бесконечного ожидания, Рыжая столкнулась с прямым взглядом и, не отдавая себе отчет, попятилась прежде, чем сорваться в жалобный скулёж и в попытку сорвать себе когти. Стволы, коряги, листья и ветки замелькали перед ней с немыслимой скоростью, но уже через мгновение острая боль пронзила спину: огромное существо, легко перевернув, нависло над Рыжей, поливая горячей от голода слюной взъерошенную бурую шкурку, а вздернутые лисьи лапы напрасно прорезали гулкий от испуга воздух: даже поранить напоследок это чудовище она, видимо, не смогла б.

Отредактировано Рыжая (06.05.2024 10:03:03)

Подпись автора

никуда, люся, никуда

Всего этого Рыжая не запомнила. Струна надежды порвалась, как ей казалось, уже в следующее же мгновение. В момент острой боли в хребтине поняв, что это всё, и громко рявкнув Лесу свой призыв о помощи, она даже лежа на спине подобралась и подготовилась к последней битве. Предпочтение удирать от бабайки никогда не входило в свойства ее характера. А уж жалеть себя и впечатляться бесчисленными рядами акульих зубов монстра было попросту некогда. Чудовище подставило нос, склонив морду к ее животу - инстинкт сработал незамедлительно. Рыжая смогла дотянуться и, не дожидаясь опасного прикосновения к незащищенным мягким тканям, размашисто полоснула оборотня еще не притупленными о лесные тропы длинными лисьими когтями. Удар пришелся чуть выше носа, сбоку, глаз не задел. Давление огромной лапы на ребра стало больше, Рыжая чуть не потеряла сознание от этой удушливой боли в грудной клетке, вырваться не сумела и ждала только еще одного шанса ответить ударом прежде, чем ей вскроют брюхо или раздавят всмятку.
Ужасные глаза чудовища, сохраняющие в себе, как почудилось, все бойни мира на пике их ярости, сфокусировались на ней. Короткий, как вспышка, момент удивления Зверя пошел ей на пользу, и, хоть брыкание задних лап в целом было бесполезным и зря расходовало силы, Лиса умудрилась извернуться и цапнуть один из его жилистых мохнатых пальцев.
"Наклонись же, наклонись!" - рычала она. - "Твой глаз слишком налился кровью, чтоб не желать пролиться мне на грудь напоследок!"
Но зверь только отбросил ее, не причинив особого вреда. Неужели так мощны ее лапищи?? Рыжая тоже нашла время слегка оторопеть и глянуть вскользь на когти, нанесшие ее первый в жизни звериный удар. Никаких следов крови и даже шерсти на них не было. Может, это такая болевая точка у монстров, "ноздревая дорожка" или как ее там зовут?.. В общем, долго удивляться Рыжая себе не позволила. Какой шанс, если не этот, она просила у Леса? Разбазарить его на растерянность от своего везения было бы верхом глупости, и Рыжая незамедлительно шмыгнула в чащу.
По пути она учуяла новый звук и запах. Прежний, знакомый, любимый, дурманящий всё её существо. Неужели Хозяин услышал? Неужели он здесь? Он пришел на ее зов, на ее крик о помощи!
Оглядываться было страшно, Лисе надо было прежде найти убежище понадежнее вороха прелых листьев, но очень хотелось верить, что Он победит, накажет, защитит ее, перед всеми, раз и навсегда!
А еще - что он думает о ней, всегда, как и она о нём. Но никак не может приблизиться, потому что она - девчонка.

Подпись автора

никуда, люся, никуда