Кошка нередко задерживались на работе до вечера, хотя для этого не находилось сколько-то значимых причин. Просто ей сейчас хотелось меньше времени проводить дома, в тишине. Прежде чем войти в квартиру, она ещё час или два бродила по улицам, смотрела по сторонам. Ещё прежде — бродила по Дому.

Когда в кабинете заканчивались дела или становилось очень уж тихо, до того что можно было задохнуться, Кошка вешала через плечо сумку с подручным барахлом — книга, блокнот для записей, сигареты, иногда термос с горячим чаем — и выходила исследовать коридоры и комнаты. Сегодня вот ещё надела кепочку, которую прихватила с собой утром. Кепочка была бежевого цвета и сочеталась с золотыми волосами. Ещё была шоколадная помада, блуза в горошек, кофта на пуговицах, брюки-галифе, кеды на мягких подошвах. Каблуки Кошка носить не любила и ходила бесшумно.

Бродить по Дому ей не запрещали. Во всяком случае, ни от директора, ни от кого-либо ещё она ни слова по этому поводу не слышала. По большей части её вообще не замечали. Когда Кошка ходила по первому этажу до неё вообще никому не было дела. Но там ей быстро наскучило.

На втором этаже можно было бродить туда-сюда часами и каждый раз находить что-то новое. Второй этаж сам по себе был живым организмом. Он по-разному выглядел в разное время, и его стены были говорящими. Кошка останавливалась то тут, то там, чтобы почитать надписи. Иногда она доставала из сумки блокнот и что-то переписывала, иногда — перерисовывала. А иногда — доставала из сумочки фломастер и что-то дописывала или дорисовала.

В это время Кошку обычно и начинали замечать, особенно вездесущие логи. Иногда Кошка возвращалась на место записей и читала ответы.

В комнаты она заходила, только если в них никто не жил. Могла сесть почитать в одном из учебных классов. В них обычно было пусто, но всё равно шумно. Стоило Кошке посидеть немного, и тишина начинала наползать из оконных щелей. Иногда она думала, что если останется в Доме на ночь, в нём кто-нибудь не проснётся. Если, конечно, все здесь не жили во сне.

Сегодня она остановилась у двери в Кофейник. Постояла немного и вошла. Мальчик на раздаче увидеть её, мягко говоря, не ожидал и вытаращился. Кошка невежливо забыла его назвище.

— Привет, — сказала она. — Я тут посижу?

— Эм... — ответил мальчик.

Кошка села за столик у окна и достала книгу. С собой сегодня был затертая «Лолита» Набокова, с закладками, пометками и выпадающими страницами.

— Кофе? — то ли спросил мальчик, то ли просто икнул.

— Нет, спасибо, — ответила Кошка. И добавила:

— А есть сигареты?

Отредактировано Кошка (26.11.2023 21:47:53)

Кошка не была глупой и знала, что не всем в Доме по душе её присутствие. Ещё Кошка знала, что эти дети могут убить. Не конкретно эти, но в общем и целом как единое понятие. Но её не очень-то беспокоили косые недружелюбные взгляды. Кошка не боялась ни боли, ни смерти. Умирать по сути нестрашно и небольно. Страшно и больно после этого каждое утро просыпаться. Сидеть в Кофейнике за соседним столиком с крысятами, которые прячут за пазухой холодное оружие, ей было абсолютно безразлично. Её теперь мало что могло удивить.

Разве что вдруг заговоривший с ней мальчик из Четвёртой. Не самая контактная стая, но весьма интересная. Впрочем, особых предпочтений у Кошки не было.

— Я не соглашалась, — сказала она, невесомым жестом вынимая предложенную сигарету из пачки. Беспокоиться о крепости сигарет, когда в тебя уже воткнули нож, пожалуй, не очень разумно.

— Спасибо.

Она положила книгу на стол и достала из сумки зажигалку.

— Я не пью кофе, — уточнила уже с сигаретой во рту и наконец закурила. От первой затяжки всё немного поплыло, но тут же вернулось обратно. Муж говорил Марте, что ей нужно меньше курить, и она курила меньше. Кошке так не говорил никто.

Старая привычка не есть ничего из чужих рук тоже осталась от мужа. Он учил Марту готовить и всё раскладывать по баночкам. Себя надо беречь, говорил он. Жаль, что баночки с едой не уберегли его той ночью от смерти.

— Я искала место, чтобы почитать, так что, видимо, нет.

Она откинула назад на стуле и посмотрела по сторонам. Не так уж плохо было сидеть в Кофейнике. Вполне уютно даже, если не вдаваться в подробности и не потрошить карманы.

— Разве здесь кто-то тонет? Боюсь, это не моя специализация. Я не умею плавать и не люблю открытую воду.

Завершив осмотр некой точкой на потолке, Кошка вернула взгляд. На мальчика она смотрела спокойно и прямо. Здесь его звали Лордом, и это было неудивительно. Никакие назвища в Доме не давались просто так, это было понятно сразу. По манерам и рукам Лорда было заметно его происхождение. Кошка помнила и несколько листков из личного дела. Она почему-то особенно запоминала тех, кого приводили матери. С воспитателями о детях она не разговаривала. И в целом ни о чём. Если бы её кто-нибудь из них сейчас увидел, то решил бы, наверное, что она выжила из ума. Если, конечно, они не думала так с первого дня, в чём она совершенно не была уверена.

Лорд сидел рядом и довольно-таки странно улыбался. Красиво, но странно. Кошка не улыбалась в ответ.

— У тебя какие-то нечеловеческие глаза, — сказала она вместо этого. — Никогда не видела у людей таких глаз.

Кошка с сомнением смотрела на то, что самозабвенно прихлёбывал Лорд из чашек. Подозрительная какая-то это была жидкость. Кошка сидела от неё всего-то через крохотный столик, но запаха кофе не чувствовала. Вкус она даже не решалась представить.

— Ты никогда не пил нормального кофе, правда? — спросила она риторически. — Вот это я даже не знаю что такое. Если захочешь попробовать, скажи, и я принесу как-нибудь из кофейни.

Она наконец отвела взгляд, и раз уж спросили, вспомнила про термос с чаем в сумке, полезла его доставать.

— Один человек научил меня не есть и не пить всё, что вызывает сомнения. Поэтому я пью его чай. Пока он ещё есть.

А когда он закончится, может быть, закончится и всё остальное — этого она не произнесла. Поставила на стол небольшой жёлтый термос с ручкой, отвинтила крышку и налила немного. Запах апельсина и трав тут же распространился по Кофейнику. Кошка сейчас заметила, что откуда-то играла музыка, но сложно было разобрать какая. Она попробовала чай — он был таким же, как и всегда, вкусным и до боли в груди осенним. Нужно было, наверное, заварить что-нибудь повеселее на этот вечер. Но никогда не знаешь, где окажешься и в какой компании.

Кошка поставила локоть на Набокова и уткнулась подбородком в ладонь. Книга, конечно, была особенная, как и все книги на Кошкиных полках, но уже знакомая — тоже как и все, что по ней, к слову, было заметно невооружённым глазом: по измятой обложке, выпадающим или вырванным страницам, по бумажкам разного цвета, запискам. Есть такие книжки, которые можно в любом месте открыть и читать. Эта была такой. Ну раз уж не вышло, Кошка заговорила о другом.

— У меня никогда раньше не получалось выделяться, хотя я всегда хотела. Никто не хочет быть обычным, это только в кино случается. Я была обычной. Даже не получалось учиться на отлично, не могла понять ни физику, ни химию, сочинения плохие писала. И в университете говорили, что я не умею анализировать, всё воспринимаю так, как оно есть, ну какой из меня психолог? А оказалось… достаточно оказаться в месте, где все необычные, и тогда совершенно обычный ты вдруг начнёшь выделяться.

Кошка снова посмотрела в глаза мальчика — в них как будто что-то поменялось.

— Так скажи мне, дорогой Лорд… какие у меня шансы получить нож в горло в конце года?

Про горло как-то само собой сказалось. Так, конечно, больше крови, но зато быстрее и менее мучительно.

Что-то изменилось. Тон голоса Лорда, его взгляд обострились и полоснули по коже. Какие-то кошкины слова его задели, и он перешёл в наступление, стал говорить со злостью. И пусть бы. Но только не о муже, о нём так говорить было нельзя. Это ранило.

Выражение лица Кошки исказилось горечью на какое-то время, она отвернулась к окнам, но они были плотно закрыты зелёными занавесками и не позволяли устремить взгляд в сгущающиеся сумерки. Совершенно некуда было смотреть. Кошка прикрыла веки и напомнила себе, что здесь нельзя. У неё ещё будет время прийти домой, достать из шкафа свитер мужа и в обнимку с ним уснуть. А здесь не было места сожалениям. Так он её учил: неси куда хочешь, бей посуду, плачь, рычи.

Кошка моргнула и снова повернулась, повертела в руках чай.

— Извини, если я что-то не так сказала, я не хотела тебя задеть. Все мы чего-то никогда не пробовали и не делали. Я помню, как на мой двадцатый день рождения папа подарил мне персики. А я никогда раньше их не пробовала. Удивительное ощущение — пробовать персики в первый раз.

Пересилив прочие мысли, она улыбнулась.

— На самом деле, окружение навязывает нам чувство, что быть обычным ненормально. В тебе как будто чего-то не хватает. Ты недостаточно красив, умён, недостаточно интересен, недостаточно высок, недостаточно оригинален, ты ничем не выделяешься. Такова болезнь всего человечества. Но понимаешь это, только когда вдруг оказывается, что в тебе достаточно всего настолько, что тебя можно просто так полюбить. Что тебе можно подарить книгу или чашку кофе не потому, что ты просишь, а просто чтобы тебя порадовать. Представь, что кто-то может любить тебя без всяких условий.

Она подняла свою чашку, вдохнула аромат чая и сделала глоток.

— Конечно, я готова тебя слушать, дорогой Лорд. Мне приятна твоя доброта. Но я должна тебе признаться.

Поставив чашку на стол, она вспомнила про тлеющую сигарету. Маленькая лампа, похожая на гриб, что стояла между ней и Лордом, казалось, засветилась ярче. Видимо, за окном темнело.

— Видишь ли… меня уже поздно спасать.

Она, кажется, только и делала, что говорила признаниями. Так уж ей было проще — просто говорить всё как чувствуешь и ничего не скрывать, быть просто тем кто есть. Кого-то отпугивала подобная открытость. В прошлой жизни люди платили ей деньги, чтобы делиться своими секретами, и у неё были чужие секреты вместо своих. Но с тех пор ничего не осталось.

Кошка курила и внимательно наблюдала за Лордом сквозь сигаретный дым. От него исходило ощущение одиночества, ощущение внутренней боли, которые он отчаянно старался скрыть, — гораздо сильнее, чем он мог представить. Он не считал себя добрым и, вероятно, не считал красивым. Но Кошка знала: люди с некрасивой душой разговаривают иначе. У Лорда душа была раненной, но красивой. Здесь, в этом Доме, на людей нужно было смотреть не глазами.

Кошка улыбнулась, мягко, спокойно, и чувство горечи в горле прошло. Нет, он не хотел её задеть, просто так он привык отгораживаться от других.

— Извини, но мой рабочий день закончился, — сказала она, стряхнув пепел. — Я здесь отдыхаю, пью чай.

И в подтверждение она допила чай. Шум нисколько ей не мешал — скорее, наоборот, она даже не повышала голоса. Вечерний Кофейник с его галдежом напоминал что-то из прошлой жизни: бар в субботу, терпкое вино, друзья мужа, разгорячённо обсуждающие, что будет, если провалиться в чёрную дыру, и спорящие за Пруста или ещё кого-то. Возвращаться в душную тишину кабинета в самом деле не хотелось.

— Могу предложить тебе просто побеседовать.

Она откинулась на стуле, закусила остаток сигареты и стала наливать себе ещё чай из термоса.

— Ты удивишься, — сказала она смешным голосом с прыгающей сигаретой во рту, — но психологи — такие же люди, как и все. У них такая же масса проблем. Более того — каждому психологу необходимо посещать своего психолога. Лучшие психологи — как, кстати, и врачи — те, кто любит людей. Но и это необязательное качество. Прости, у меня плохо получается не говорить о любви.

Она завинтила термос и наконец отлепила от губ сигарету. Представить только: сейчас бы муж увидел, как она общается с воспитанником посреди чёрт пойми какой обстановки и при этом курит и хлебает чай. Он бы очень долго хохотал и сказал, что это восхитительно. Он бы спросил: как я сам не догадался?

— Я не говорила, что недостойна спасения, кстати. Знаешь, у Тарковского на эту тему есть забавная история. Один человек спасает другого из огромной глубокой лужи. Спасает с риском для собственной жизни. И вот они лежат на краю этой лужи, тяжело дышат, устали. Спасённый спрашивает: «Ты что?» — «Как что? Я тебе спас» — «Дурак! Я там живу». Обиделся очень.

Кошка чуть-чуть посмеялась и, затянувшись последний раз, затушила сигарету.

— Попробовать персики впервые — изумительно. И никогда они уже не будут такими вкусными.

Она подалась чуть вперёд, но пересилила это «хочешь?» и отодвинулась обратно.

— С людьми иначе, — сказала только. — Люди с каждый разом раскрываются глубже. Они приходят в твою жизнь, и она меняется. И вот ты уже не покупаешь непонятно какой бутерброд на работе в столовой, а берёшь с собой из дома что-то вкусное, домашнее, что для тебя приготовили. Это не принуждение, это забота.

Отредактировано Кошка (04.01.2024 21:37:22)