Сегодняшний день был каким-то особенным. С самого утра Длинную не покидало ощущение чуда, подстерегающего ее в всеобщей благости бытия. Конечно же подобные дни случались у нее каждый месяц. Даже по несколько дней. А то и побольше. Габи порхала, благоухала и флиртовала уже не автоматом, а прям-таки пулеметом, экспериментировала с ноготочками и периодически порывалась что-то приготовить на доступной девушкам общей кухне. На удивление, частенько эксперименты заканчивались вполне благополучно. Можно даже сказать, что готовить она любила, особенно, если соседкам по комнате нравилось.

Но сегодня все равно было особенным. Длинная ощущала себя едва ли не богиней, ведь тело ее состояло из взведенных ликованием пружин, а каждый шаг звучал точно удачная нота на клавишах. А еще, именно сегодня они договорились о новой встрече.

На самом деле хотелось танцевать. Все эти тайные встречи, флер шекспировских страстей, естественно неплохо разогревали кровь. Тишина давала простор ощущениям, адреналину и контекстному круговому протесту. Вот только Длинная знала, что можно и по-другому. Громко, пьяно, утопая в разноцветных вспышках и вибрации басов по коже. Сплетая свой голос с множеством голосов, когда единый на всех порыв устремит шабаш в небо. К Валгалле. Габи знала – можно вернуться в спальню под утро, спотыкаясь и хихикая, цепляясь за таких же пьяных сестер. Застревая в дверях… Жаль, все чаще настроение портили воспоминания о старших.

Когда-то мелкая еще Габи тихой мышкой сидела в уголке и наблюдала, с жадностью впитывала смех девушек и их подколки, то, как они менялись одеждой и наряжались, собираясь на танцы. И мечтала, что однажды будет такой же. Счастливой, предвкушающей и желанной. Крылатой. Почему же у них не так? В какой момент типичная для полов обособленность стала законом? И кто это придумал? О, она бы расцарапала этому мудню лицо. Нет, она вынула бы его глаза чайной ложкой. Сука.

Клавиши в воображении Длинной сделали трагическое «тудун», когда она босоногая резко остановилась в пустующем коридоре. Перехватив туфли одной рукой и выудив из сумочки карманное зеркальце, Габи придирчиво оценила безупречность макияжа – ха-ха, безупречность панк-рока – заодно бросила оценивающий взгляд на туго собранную в лифе грудь. Зрелище действовало поистине умиротворяющее, пожалуй, даже воодушевляющее.

Разумеется, в женском крыле были свои тусовки. И травяные настойки, и расхристанные ведьмы, устремленные к ласке. Но всегда лучше устраивать девичники, выгоняя парней, нежели знать, что они и не пытались.

И все же печалиться не хотелось. В конце концов она обязательно возьмет свое, как сейчас возьмет свою дозу веселья, доступного лишь через Рыжего. Потому, перед залом бассейна Длинная обувает туфли – тут все равно не услышат – и за неспешное дефиле до оговоренной раздевалки к ней возвращается предчувствие праздника. Последние шаги даются едва ли не бегом, декольте Габи и густая бисерная бахрома на сумочке подпрыгивают, когда она влетает в раздевалку. Полыхает улыбкой на упреждение, прекрасно зная, что ее отразят хотя бы изваяния зеленых стекол.

– А ты как всегда зорок к главному.

Длинная в притворном возмущении отмахивается, словно норовя легонько отпихнуть парня в плечо, выдает свою тягу коснуться. «Пошляк.» И смеясь действительно поворачивается на носочке, резко, чтобы три ряда коротких оборочек подскочили, едва ли скрывая кружево белья. Сумочка отозвалась на движение змеиным шелестом.

- Новая. Крыса совсем недавно ее принесла.

Не так уж и недавно, Габи успела не раз выгулять ее по коридорам и во дворе, но это не считается.

Baby boy, you so cool.
How can I stay mad at you?
I love you and that's the truth.
You so silly, you so stupid.
You the best.
I never want you to stress…
Everything gonna be cool.

"Banana Brain" Die Antwoord

Рыжий… Рыжему многое позволено. В соответствии с тем, что Длинная многим позволяла многое, ему становилось можно практически все. Там, где другие схлопотали бы по яйцам или острым каблуком в стопу, он удостаивался фырка и попытки в понимание. За столько лет они неплохо друг друга изучили. И если Габи со своими обнаженными нервами и гипертрофированной мимикой изучалась так же легко, как детская книжка с картонными страничками, крысиного вожака скорее приходилось предполагать. По кривизне улыбки, по жестам или тяге поправить очки. По резкости, с которой он приступает к делу. Парочки при встрече сосутся, друзья интересуются новостями. Рыжая Крыса лезет пальцами под юбку, запуская по телу целый каскад противоречивых мурашек. Так соскучился? Или на столько использует вещи по назначению?

Длинная беззаботно смеется на укус, прикрывает глаза и расслабляется, подставляя изгиб шеи под поцелуи. Переступает длинными ногами, словно послушная жестам кобылка. Ремешок сумки медленно ползет с плеча, прохладные металлические звенья с задержкой проскальзывают сквозь пальцы, и этот звук падения с ничтожной высоты громче всего уже произнесенного ими. Значительнее и в то же время бессмысленнее, ведь Рыжий один из немногих парней – единственный, известный Габи – способных вытеснить присутствием существенность всего. Даже теней, которые вероятно теперь раскололись в палетке и посыпались. 

Сегодня без поцелуев. Длинная цепляется пальцами за одежду и старается дышать ровнее. Если уметь это не так уж сложно – вдохнуть, когда хочется сделать протяжный просящий выдох. И в какой-то момент подставленная ладонь оказывается весьма кстати. Раззадоренная Габи кусается также не хуже лошадки, а след на руке хотя бы можно списать на собственные зубы.

Она уже и забыла подозревать нервозность за бутылочным стеклом. Как будто в первый раз. Расспросы в любом случае не давали результатов, оставалось ловить подобные моменты «откровений». Точно Рыжий действительно состоял в некотором родстве с силами небесными, потому на вопросы не отвечал, лишь снисходил до подробностей по случаю прихоти.

Габи слушает внимательно, это ее слабость – слушать. Охватывая вниманием сразу все, от интонаций и пауз до двойственных смыслов. Словно распознавать оттенки ароматов в общем букете или ингредиенты алкоголя на вкус. Потолок раздевалки расплывается перед глазами, покуда она вкушает чужие фантазии, безупречно отсекая собственные. Ей безразлично чье-то спасение, ее разве что раздражает высокомерие неебанных девиц из соседних комнат…

– Рыжий…

Ее грудной смешок после долгой паузы – Длинная размышляла к чему идет подобное вкрапление рекламы – скорее ощутим, нежели слышен.

– Не подозревала за тобой грешков альтруизма…

Губы в смазанной фиолетовой помаде так же близки к чужому уху, но они не касаются кожи, лишь горячее дыхание. Габи улыбается слегка насмешливо, обвивает руками за талию, а потом проскальзывает руками в задние карманы джинсов. Там тепло и можно сквозь тонкую ткань царапнуть когтями по ягодицам.

- Тем более фантазий о том, как ты подкладываешь под другого парня свою любовницу. И как ты себе это представляешь? – Голое выше чулка бедро Длинной притирается к чужой ширинке; ох, она ведь тоже не прочь позабавиться. – Думал о том, как стоял бы за дверью, пока мы развлекаемся? Для тебя я бы стонала… Представляла твой взгляд на своем теле. Готов?..