Слепой удивляется предложению Рыжего — зачем? зачем ему знакомиться с кем-то с третьего этажа, у них же давно и плотно действует закон, что разделяет водоразделом блоки двух полов, он никому, как казалось Хозяину Дома, не мешает, он, опять же, по его личному мнению, поддерживает порядок. Почему он должен нарушать устоявшиеся порядки?

«Мне это не кажется хорошей идеей», — говорил он вожаку Крыс, — «но я слышу, что для тебя это важно».

Ещё б не важно — так распыляться ради чего-то малозначительного Рыжий бы вряд ли бы стал.

Пространство резонирует непривычным стуком каблуков по коридору второго — мальчишеского — этажа. Прислушавшись, Слепой тянется всем телом по направлению к выходу и сам не замечает, как перетекает со своей кровати, минуя разделительные спинки, на лежбище Лэри, потому что оно ближе к входной двери.

И предстаёт перед гостьей, высунувшись с кровати, нависая сбоку, как хтонь из страшных историй Ночи Сказок — с мутными глазами, скрытыми длинными спутавшимися чёрными волосами, бледный как та призрачная тень, что пугает неокрепших умом малолеток в полумрачных помещениях вечернего Дома. С цепкими, тонкими пальцами, что вгрызаются в край чужой кровати.

Слепой тянет воздух носом — со всеми новыми запахами, ворвавшимися в спальню вместе с девушкой, пытается запомнить, как-то визуализировать в собственной голове. И склоняет голову набок. Сладковатый незнакомый запах отдаёт чем-то весенним и солнечным, но по какой-то нелепости запертым в стекле. Аромат духов? не вызывает в памяти ничего, кроме пары мгновений из тех далёких вёсен, когда он сидел, обдуваемый летним ветром, на балконе и ждал возвращение Лося.

Красиво? Он никогда не думал об их общей комнате, как красивой. Она удобная, потому что он знает в ней буквально каждый сантиметр, а состайники давно не разбрасывают по полу случайные предметы, что сильно упрощает существование Хозяина Дома. Ему не понравился шакалий капкан, и внезапные ботинки — не слишком.

— Наверное...

С другой стороны — он слышал, что девочки — очень странные существа, не похожие на жителей второго этажа, со своими интересами, привычками и вкусами. Они так редко и мимолётно пересекались, что Слепой не может припомнить и пары привычек старших девчонок.

— Это всё нужное, — отзывается он про вещи, вспоминая манию Табаки тащить всё, что плохо спрятали, и что норовит придавить тебя при каждом приближении к набитому доверху шкафу.

Он почти физически ощущает улыбку, пробуя её, сравнивая — такая же она тёплая, как если б улыбался Сфинкс или Табаки? Не совсем. На ум пришло иное слово. Мягкая. Да, именно мягкая. Открытие удивило, но он не подал вида.

— Я знаю, кто ты, — «смотря» прямо на гостью, повернув в её сторону голову, безэмоционально отвечает Слепой и чуть-чуть приподнимается.

Ему интересно, но он не был бы собой, будь простым для чтения со стороны. Сбитая, как сказали бы психологи, социализация, невозможность учиться по чужой мимике, и на выходе — криповая бледная тень, подобие человека. Под потолком. На втором ярусе кровати.

Слепой ловко сел на кровати, спустив босые ноги. Наверное, это положение не такое... отталкивающее?

— Прям рада? — не верит он, но голос в интонациях не меняется, как и выражение лица.

Он не знает, о чём говорить. Думает лишь, что, вероятно, весь этаж уже в курсе о Габи — из-за её звонких каблуков.

Красоваться - это для Изнанки, внутри же Дома, здесь, в этом мире, пространство остаётся котлом из звуков и запахов, и совсем уж неуловимых потоков, ничего не значащих для зрячих. И вот новый голос - совсем-совсем не такой, как у жителей второго этажа, принадлежит существу из иной реальности, закрытой от их привычной обыденности ставшим уже второй кожей законом. Это такой невидимый водораздел, или скорее дамба - сломай, и затопит. Но Слепому любопытно, он почти уверен, что сможет выплыть на поверхность и научит плавать всех остальных.

Слепой позволяет себе шалую улыбку.

- Это хорошо.

Звук голоса Габи подсказывает её местоположение, словно вожак Четвёртой и правда может видеть - по звукам и теплу, исходящему от чужого тела. Ароматному теплу - чуждому для мальчишеской спальни второго этажа, где царили хаос битв и воняло мокрой, прокуренной шерстью.

Когда пальцы касаются чужих висков, чтобы очертить линию скул, Слепой думает, что девочки издают не меньше звуков, нежели их шумные стайные второэтажники, а в некоторых моментах даже и больше. Он продолжает думать об этом, изучая абрис губ и форму носа и подбородка.

Обычно он не касался людей - ему хватало их голоса, но обычно - вокруг него хорошо знакомые состайники и домовцы, сплошь парни, с многими из них они вместе росли в стенах Серого Дома. Таких знаешь вдоль и поперёк без прикосновений, по одним им характерным привычкам и оттенкам характера. Так некстати приходит мысль, что его стая - в некотором роде семья - скоро рассыплется из-за выпускного года. Он едва поджимает губы, но быстро спохватывается - не сейчас.

- Хочешь показать что-то конкретное?

Незрячие, блёклые глаза смотрят и не видят, но это нисколько не мешает и не расстраивает незрячего. Несмотря на тот факт, что в Сером Доме - на обоих этажах - нет больше воспитанников со сломанными глазами, мало кто так долго и пристально изучает вожака Четвёртой, даже воспитатели уже не интересуются невзрачностью и неряшливостью очередного подростка. Большую часть времени он остаётся невидимкой, частью интерьера в старых коридорах, классе и спальне, в подвальных и чердачных схронах, где из любопытных - пауки да бродячие призраки. Но взгляд - его ни с чем не перепутать - может быть разным, и этот - не удушливо-боязливый, не благоговейный, что расходится по коже роем мурашек. От него веяло чем-то совершенно Слепому незнакомым - из тех уголков человеческих взаимоотношений, в которые его никогда не пускали.

У Слепого нет за плечами стереотипных слепков людей, нет никаких коробочек с ярлыками, которые, открывая в нужные моменты, удобно вешать на каждого нового знакомца. Этот - типичный панк, а тот - дрочащий на свастику дебил. Вот и Габи для него - жительница с третьего этажа. Одна из воспитанниц Дома, как он сам, как вся его стая. Он мало знал о её биографии и уж точно не спешит судить по обрывкам слухов и настенным признаниям.

Чужие души - слишком запутанные миры, где просто заплутать и почти невозможно вырваться.