Если совсем уходить в себя и начинать занудствовать, «новых годов» в Доме было, пожалуй что, несколько. Официально-открыточный, когда всех сгоняли в спортзал, кто-то из преподавательского состава или работников интерната изображал Мороза, Снегурку и кого-то из злобных антагонистов, обычно Ягу или Кикимору, младшие не то, чтобы верили, но радовались, кажется, искренне, старшие лениво скучали и безучастно плевали в потолок. Такие «новые годы» Рыжий благополучно пропустил. Когда еще был способен радоваться искренне не вылезал из Могильника, там ни чудеса, ни желания никогда не исполнялись, по крайней мере руками взрослых. Вырвался на свободу — стало и вовсе не до того. Куча мала, все потные, и пакеты, бесконечные шуршащие пакеты. Нет, нет, да и какой зашуршит характерно и сильно, а сбежать толком и некуда.
Второй, исключительно местный «новый год» зависал в бесконечно долгом прыжке от конца мая до начала сентября. Там не было мишуры, флажков, шаров, громких хлопушек и на цыпочках крадущейся сквозь щели в окнах изморози. И праздника тоже не было — страх, долгий летний сон и осенняя благословенная дрема, пока снова не станет страшно.
Что было одинаково, какой «новый» не возьми — общая на спальню Второй группы нервная система истончалась до полупрозрачного звонкого состояния. Одно неосторожное движение — лопнет.
Впрочем, зная Крыс, за неосторожное движение сошел бы даже косой взгляд или кашель — все как один тут взрывались по щелчку, много не надо. Сначала не поделили праздничные сосиски за ужином, потом подрались из-за мутноватого какао с пленкой, по дороге обратно успели пересраться, воровать или не воровать красивые новенькие стеклянные шары из холла, чтобы потом узнать, что шары уже спиздили и побили всем на зло и расстроиться еще из-за этого.
На подступах к спальне Рыжий сорвался уже сам, и вплоть до отбоя орать, кажется, не прекращал. Видавшая виды гирлянда со злости никак не хотела распутываться да так и полетела комком в коридор, половина Крыс начала ныть, что вот бы сейчас к телевизору — а самое интересное в новый год всегда происходило возле телевизора и никак иначе, оставшиеся — спорили, получится ли шампанское, если смешать выдохшуюся газировку с спорным пойлом, оставшимся с весны.
— …банское, — эхом матерно огрызнулся Рыжий мимоходом, вернувшись с клубком проводов из коридора, захлопывая за собой дверь и плюхаясь прямо на пол, где был. — Решили подохнуть, найдите способ поинтереснее. Заблюете тут все, опять убираться что ли?
Новогоднее настроение, в общем, нарисовывалось сомнительное. Как раз подходящее, чтобы в качестве презента вожаку под елочку принять волевое решение встретить и провести Новый год максимально мертвым.
Раз, два, три, весело умри! Или как там было — в этих стенах все хорошее переворачивалось с ног на голову.
Бах! — дверь в ванную смачно поцеловала стену, с потолка вместо снега щедро посыпалась штукатурка. Заверещали, покатились, потом вдруг стало очень тихо, и высоким тонким голосом взвизгнули:
— Дуэль! На смерть дуэль!
Понять так сходу, что конкретно не поделили между собой состайники, было сложно, но Рыжий никогда не озадачивался такими бесполезными размышлениями. Какая в сущности разница? Разнял, подзатыльников раздал, успокоил, вроде как помирил, а от чего вспыхнуло — опять загорится. Быть вожаком — как держать в руках полсотни бенгальских огней и надеяться, что они никогда не потухнут и не оближут тебе пальцы искрами больно.
Сейчас тоже решил не разбираться.
— А он!
— Да что я-то сразу? Все ты!
— Я?!
— Ага!
— Нехрена!
— Чего?!
— Не понял… — на мгновение отвлекся от потасовки Рыжий, приметив в комнате вот совсем не соответствующее обстановке лицо, но удивиться не успел. Зашипел и принялся ругаться, когда в споре в качестве весомого аргумента возник тот самый разбитый розочкой елочный шар. Что Рыжий, что бегущие по торцу веселые олени как-то сразу друг друга невзлюбили. Острые края укусили предплечье и вцепились не хуже хищной рыбы.
Шумно всхлипывающий Белобрюх бросился Кошке наперерез, кажется, пытаясь то ли спрятаться за нее, то ли взяв за образец Толстого попытаться забраться на руки. Лицо у мальца, однако, было почти восторженное. Хоть какое-то развлечение.
— У вас Новый год, а у нас новый гроб, если продолжат вожака бесить, — то ли в шутку, то ли серьезно поделился он. — Толстый не наш, верните где взяли. Вы что, толстокрадка? А можете у нас кого-нибудь украсть? Только не Копуна, Копуна не надо, мы вам его не…
Истерический вопль Копуна, кажется, всех спас. Драчуны отвлеклись и от Кошки, и друг от друга. Белобрюх ойкнул, тараторящей скороговоркой извинился и мышонком юркнул успокаивать явно перегруженного общей истерикой крысиной кодлы неразумного. Еще полминуты спустя, баюкая разбитую руку у груди в дверях ванной показался помятый, но кажется даже довольный Рыжий.
— Ой-ой, какая кошка и без охраны, — вместо приветствия достаточно дружелюбно бросил он Марте, поправил очки и оперся о дверной косяк, пытаясь то ли принять щегольскую позу, то ли не упасть ненароком. — Что вам нужно? У преподавателей своя тусовка, здесь ловить нечего, вы этажом ошиблись.
Отредактировано Рыжий (22.12.2023 13:39:04)