Это был один из тех дней, когда директор генерировала массу замечательных идей, однако, новоиспеченными задачами заниматься сама отнюдь не собиралась. В штате было достаточно сотрудников, на которых можно возложить почетный долг откапывать историю Дома, параллельно расчищая пространство для молодежных тусовок. Василиск пожал плечами и согласился, еще бы он отказался за предложение умеренной по величине, но все же премии. Учителя литературы так же приобщили, аргументируя тем, что в четыре аккуратные руки дело пойдет бодрее, если не считать ящиков, которых позвали вынести самый тяжелый мусор.

Как и ожидалось, дело затянулось до позднего вечера. Василиск решил не торопиться принимать участие, дождавшись, пока ящики реализуют свой скрытый потенциал. Человекозмей явился на место после ужина, выпил с мужиками по рюмке и сел за коробки, наполненные архивными документами и просто бумагами, которые по ряду причин не стали выбрасывать.

— Письмо... еще письмо. У кого-то рука не поднялась выбросить все эти строки, наполненные чувствами и переживаниями. Даже чей-то дневник. Имя не подписано, только инициалы «Л.Д». Интересно, девушка писала или парень. Дневники обычно заводят девушки, но допустила бы хоть одна, чтобы ее тайные мысли вот так валялись среди кучи барахла?

— Лучше и не читай, всякая мура юношеская!

Один из ящиков усмехнулся, махнул рукой и пошел спать, оставив на столе еще добрые половину бутылки. Воспитатель откинулся на спинку стула и стал задумчиво перелистывать страницы. Учителю литературы было бы интересно послушать, но тот еще не вернулся после ужина.

"Сегодня М. подарил мне медальон, сделанный из спичечного коробка. Что внутри не знаю..."

Перья? Камни или бусины? Сухие цветы? Что еще могли запихнуть внутрь подростки, не имеющие ценных личных вещей и регулярно обменивающиеся всяким мусором. Василиск положил ноги на краю стола, принимая максимально расслабленную позу. Взгляд скользил по помещению, после отправки старой мебели и прочего хлама на свалку, оно выглядело больше, просторнее и светлее. Обшарпанные стены требовали покраски, но сейчас для наведения лоска слишком рано. Небольшие подвальные окошки под потолком все еще украшала печальная паутина, сплетенная трудолюбивыми паучихами. По углам сиротливо валялись старые игрушки, можно конечно предложить их воспитанникам в качестве сувениров. Подростки от скуки умудрялись придумывать новую жизнь любым вещам. Ряд облезлых столиков у стен можно было обновить, но для этого хорошо бы позвать все тех же подростков, пусть сделают все на свой вкус. Покрывать лаком столешницы скорее всего не будут, а обклеят чем-нибудь пестрым, накроют расписанными старыми простынями, бабушкиными платками или закидают цветными журналами.

«Дорогой мой, как давно я тебя не видела. Приеду в следующем месяце…»

«Но это не точно», - пронеслось в голове у воспитателя Второй. За четыре месяца пребывания в Доме он приблизительно понял, кто из родителей чего стоит. Иногда попадались люди действительно переживающие, но очень занятые и все-таки при всей своей занятости находящие время повидать родного ребенка. А бывали те, у кого ребенок-инвалид в доме был лишним по разным причинам. Среди воспитанников встречались и те, у кого не просматривалось особых отклонений даже через призму опытного педагогического взгляда, но вкладываемые в фонд учреждения деньги творили чудеса. Директору было все равно, нуждается ли ребенок в специальном уходе, а вот ремонт бассейна и спортивного зала не помешал бы.

- Не уверен, что все воспоминания достаточно интересны, - Василиск послюнявил палец и, морщась, перевернул очередную страницу очередного дневника, - но почему-то затянуло. Хотя я не сильно сентиментален и не знал никого из тех, чьи руки выводили эти корявые буковки. Воспитатель второй изобразил дружелюбие, показывая собеседнику сдержанную улыбку. - Будьте здоровы. Пыль времен. Этого добра здесь хоть завались, но девочки потом протрут. - На вопрос воспитатель пожал плечами и перелистал одним пружинящим движением сразу все страницы. – Типичные юношеские переживания. Неразделенная любовь, непонимание и травля со стороны сверстников, желание или не желание попасть в большой взрослый мир. Знаете, Лан, подростки оказались на удивление разными. А еще трусливыми, потому что, к сожалению, не все высказывают вслух. Видимо, боятся осуждения со стороны сверстников.

Чтобы не быть совсем уж нелюбезным, человекозмей отложил свое чтиво, не без труда поднялся, сделал пару шагов к столику, разлил оставленный "ящиками" алкоголь по бокалам и кивнул учителю на симпатичный натюрморт. Тарелка сыра, стеклянная граненая пепельница, бутылка и веер разбросанных по поверхности карт.

- Играете? Воспитанники играют на всякую ерунду. Зачастую у них нет денег. В ход идет и поношенная обувь, и кепки, и брючные ремни. – Василиск поставил руки в бока, иронично оглядываясь вокруг. – Боже, они умудряются жить по законам первобытных, пряча за пазухой цветастые бусы. Мне их немного даже жаль, но совсем немного. Судя по прежним выпускам, эти обделенные и ментально больные подростки при всей лиричности их дневников таят в себе кучу неприятных сюрпризов. Некоторые из них жестоки как звери. Я не понимаю откуда это у них. Как устроен мозг, чтобы не уметь хоть каплю сопереживать другим. Уж на что я эгоист, но эти дети…

Воспитатель Второй понял, что его немного занесло и своими плотными рассуждениями он не дает Лану вставить и слова. Учитель литературы был человеком мягким и на первый взгляд интровертным. А может просто скромным. Оставалось надеяться, что алкоголь развяжет ему язык. Словесники должны уметь рассуждать и знать много интересных вещей, достойных обсуждения в интеллектуальных кругах.

На глаза попался альбом, где человекозмей ожидал увидеть очередную порцию корявых строк с такими же корявыми зарисовками, однако, содержимое удивило оригинальностью. Василиск навис над плечом присевшего в кресло Лана и поднес ему находку в открытом состоянии.

- Вот вы, учитель литературы, часто видите такой ровный и красивый почерк? Интересно, как много времени понадобилось автору, чтобы выдать такую эстетику…

Страницы украшали приклеенные к ним высохшие листья, цветы, скрученные тесемки и зарисовки быта. Следующий разворот содержал в себе бумажный конверт, который в свою очередь хранил чей-то светлый локон.

- "…будем вместе и сейчас и потом. Зову крови вторит каждая клетка живой природы. Все есть любовь и все есть ты."

Воспитатель Второй нахмурился, от чего между почти бесцветными бровями восклицательным знаком пролегла мимическая морщина – неотлучный спутник зрелых лет. Было сложно пролистать страницы собственной жизни назад, написанное там было смутно, как расплывшиеся от воды чернила.

- Вспоминаю себя в юности. Я был робким, но был ли я малодушным даже не знаю. Надеюсь, что нет. Личность человека долго вызревает, если условия тепличные. Эти дети растут и взрослеют быстро несмотря на то, что выглядят все еще как дети. Взять некоторых девочек с третьего этажа. Еще молоко на губах не обсохло, уже пытается строить из себя женщину. – Отдавая дань деликатности, конкретизировать кто из девчачьего крыла успел отличиться, Василиск не стал. – Кому как ни вам, преподавателю, знать, что молодые девушки – явление опасное. Даже если не проявляешь взаимного интереса, они как сторожевые псы сидят и ждут подходящего момента. – Рука легла за ножку бокала, крутя его пальцами по часовой стрелке. – Все хотят уйти отсюда не в никуда, а в благополучие. К кому-то, в свой теплый уютный дом.

Наконец отпив от бокала, человекозмей подошел к большой куче в центре комнаты, поддел носком маленькую пластмассовую звездочку на шнуре и подумал о том, что эта звездочка так похожа на каждого из воспитанников. Все они так же объединены одной судьбой как лампочки на проводах, по-своему светят в унисон или сменяя друг друга. Только в отличие от новогодней гирлянды, которую выкинут сразу по истечении срока ее службы, подростки разлетятся кто куда. Возможно, кого-то из них ждет великое будущее, судьба подносит множество неожиданных сюрпризов. Явление это, конечно, редкое.

- Они боятся разлуки. Срослись здесь между собой как стая сиамских близнецов, как мышиный король. – Василиск нагнулся и потянул за вилку, которой кончался провод. В руке гирлянда повисла цветной безжизненной змеей. – У них даже ненависть – вещь очень двоякая. В ней есть примесь страсти, иногда обожания и понимания. Или, скорее, принятия. Месятся годами в собственном соку, они как братья и сестры чувствуют боль друг друга, даже если на дух друг друга не переносят.

Провод был в целости и сохранности, оставалось найти хоть одну работающую розетку. Воспитатель Второй отодвинул в сторону мешающий проходу стул и подключил гирлянду к источнику питания. Звезды замерцали в такт к неслышимой человеческому уху музыке. После уборки подвальное окно было пусто и сиротливо, потому Василиск положил и расправил гирлянду так, чтобы на подоконнике выросла дискотека из огоньков.

- Здесь не хватает елки, - он обернулся, рассматривая помещение в попытках вычленить лучшее место для будущей инсталляции. – Старую елку мы выкинули, но директор закупила несколько новых. Коробки стоят в актовом зале, я мельком заглянул в одну. Они, прямо скажем, ничего.

«Прямо скажем ничего» - фраза, которой человекозмей характеризовал очень многое в своей жизни. Редко от таких как Василиск услышишь нечто вроде «Это хорошо» или «Мне нравится». Обычно он был недоволен или нейтрально-спокоен, потому что все хорошее и позитивное воспринимал как само собой разумеющееся. Дни, когда воспитатель Второй произносил заветное «Мне нравится» можно было записывать красным в календарях.

- Лан, давно вы работаете? Почему вы выбрали столь непростую стезю как преподавание? Почему пошли именно сюда, а не в приличный колледж?

Вопрос, который при случае задавался каждому коллеге. Василиску было искренне интересно, чем руководствовался в своем выборе каждый ловец детских и юношеских душ. Лан выглядел как человек, голова которого припудрена идеями о высшей миссии и призвании, так что дальнейшая беседа могла бы вылиться в интересную дискуссию.

Василиск улыбнулся с долей нежности, что было редким явлением. Последовав примеру Лана, воспитатель подцепил пальцами сыр и положил себе в рот. Молодость и отсутствие реального опыта умиляла, но чувство это не пересекало границ разумного. Отношение к учителю литературы не унижало его как молодого специалиста, Василиск был уверен, что тот еще успеет набраться опыта, но не избежит розовых очков, которые неизменно бьются стеклами внутрь. Так или иначе многие молодые люди носят эти самые очки, потому как не успели встретиться с жестоким реальным миром.

— Даже не припомню, были ли у меня особенно радужные представления о моей работе. Наверное… — человекозмей хитро прищурил глаз и долил себе в бокал вина, — я надеялся, что смогу проводить свое время в тишине и спокойствии, что не придется повторять одни и те же вещи по десять раз. Работать с умненькими детьми и подростками одно удовольствие, а вот это все, что мы видим в этом учреждении, — воспитатель небрежно обвел жестом руки интерьер, имея ввиду весь Дом в целом, — это досадная ошибка природы, которую мы обязаны исправлять.

Сложно было предугадать как Лан отреагирует на такую неэтичную мысль, Василиск не хотел лгать в непринужденной обстановке человеку, который пока ему был приятен. Выбрать наиболее сложный путь — решение не мальчика, но мужа, выдающее в учителе зрелую личность. Как знать, может лет через десять он станет знаменитым педагогом, доктором каких-нибудь интересных наук, напишет свой труд, судьба которому разлететься по всему миру. В эпиграфе курсивом побегут избитые слова о возвышенном вроде «Меняя себя, меняю мир вокруг» или еще что-то в этом роде.

— Вы не боитесь надорваться и получить разочарование от профессии на всю оставшуюся жизнь? Я слышал мнение, что начинать надо с чего-то полегче, чтобы влиться постепенно, а не с корабля на бал. — Устав мерить шагами пространство, воспитатель Второй подсел к своему собеседнику и стал беззастенчиво его рассматривать. — Это трудные дети, генетика дает о себе знать у многих. Там физические болезни перемежаются с неврологическими, отсюда яркие реакции и эмоции в ответ на обычные вещи. Вот вы спокойный и уравновешенный, но останетесь ли таким спустя пару-тройку лет? Не думаю, что захотите. Как вы выразились «полезный опыт» будет приобретен, но дальше что? Вам захочется расти над собой, но расти с этим контингентом не получится. То, чего вы хотите, вам дадут только умные дети. Только с ними вы сможете получать гранты и делать разработки, способные принести пользу и вам, и обществу. К сожалению, те, что живут у нас под самым носом, в карьере могут выкопать яму, не больше. Мы ни на минуту не сможем расслабиться, чтобы не думать о том, что вот сейчас в этот самый момент в этом доме кто-то не вздумал вскрыть себе вены.

Как скоро Лан поймет, что невозможно рассказывать о личности персонажа книги под шум, улюлюканье и перекидывание бумажек, вопрос открытый. Василиск не собирался его переубеждать или портить настроение, он хотел размотать этот клубок, чтобы заглянуть в сердцевину. Сможет ли вчерашний юноша заставить себя слушать, влюбит ли в свой предмет этих непокорных дикарей.

— Знать предмет не равно уметь его преподнести. Я видел, как подростки общаются со взрослыми. В лучшем случае игнорируют. Что ж, желаю вам покорить их светочем своего знания, — воспитатель салютнул бокалом и выпил, приумножая ощущение обжигающего тепла внутри. — Мы можем перейти на «Ты», так ведь удобнее? — Василиск подполз еще ближе, так, что в его глазах можно было видеть блики от поблескивающих звезд. — Не все так плохо. У нас уже ставили спектакли и некоторые дети показали себя не с худшей стороны. У кого-то хорошая память, у кого-то поставленный голос, кто-то умеет рисовать декорации, дошивать костюмы. Директор отнеслась с прохладой к задумке, но театр развивать стоило бы и хорошо, если ты ее в этом убедишь. Ну правда, жизнь не жизнь без впечатлений.

А впечатления дети и правда любили. Что они видели в своей несчастливой и ограниченной стенами Дома жизни? Вместо того, чтобы направить энергию на что-то позитивное, травили слабых, брызгали ядом, дрались и воровали.

— Этих дикарей надо плавно приучать к нормальной жизни. Сначала идея театра вызовет скепсис, но ты наберешь самых умных и инициативных, а потом видя успех, подтянутся и остальные. Положительный пример бывает столь же заразителен, как и отрицательный.

Василиск увлеченно щелкнул пальцами, глядя в прекрасное далеко мутным расфокусированным взглядом. В словах своих он ни на секунду не сомневался, он был азартен и полон энергии. Чем только ни займешься от скуки, если нет ничего более интересного, чем дрессура диких детей в среде их естественного обитания.

— Я пришел сюда по приглашению директора. Думаю, проведу здесь некоторое время, а потом как знать...

Неопределенность последней фразы намекала на вполне ожидаемое обстоятельство. Василиск даст по педалям как только отмотает свой замысловатый срок в полной проблем и несовершенств халупе. Он не любил детей, максимум принимая их за почву для манипуляций и опытов.

- Я ценю ваше человеколюбие, Лан, но Бетховен и все прочие перечисленные – скорее счастливое исключение из более мрачной по содержанию системы. Обычно интеллект все-таки сочетается с хорошим здоровьем и благополучными материальными условиями. Даже если кто-то из детей талантлив, их талант скорее канет в небытие где-то в глухом кабаке. Без хороших стартов через толщу реальности не пробьется даже самый диковинный и полезный цветочек. Талантам надо помогать и надо вкладывать в них деньги. Эти дети уже запущены. Хорошо, если разбегутся слесарями и хлебопекарями, а не наркоманами и проститутками. 

"При всем уважении к директору, я пока не уверен, что данное место сможет вложить в детей достаточно сил и финансов" - чуть не добавил, но вовремя опомнился воспитатель Второй. Такого рода речи могли быстро стать достоянием общественности, несмотря на то, что говорились наедине и по секрету.

О том, что гениев в Доме нет Василиск говорить не стал, предоставляя возможность Анубису самостоятельно биться о личный опыт, которого он все равно рано или поздно наберется. Молодой и вдохновленный – тут все понятно, хотя и зудело внутреннее желание переубедить, но переубеждение всегда было занятием абсолютно неблагодарным и нервным.

- Мы не сможем присмотреться к каждому, их слишком много. Надо смотреть в первую очередь на тех, кто сам изъявит желание что-то делать.

С каким унынием воспитатель Второй смотрел на этих детей на плановых собраниях – не передать словами. И эта биомасса реально может проявлять инициативу? Разве что в драках и во всем дурном, что только можно представить.

- Если привлекать всех насильно, начнется отторжение. Вы никогда не слышали, как при просмотре какого-нибудь романтического фильма первое, что услышишь из их уст это «Давай, чувак, трахни ее!» На спектаклях таким делать нечего. Мне иногда кажется, что у них диагнозов больше, чем озвучивается врачами. Там через одного сильное умственное недоразвитие. Все, чего они хотят это есть, тупо гыгыкать и пытаться размножаться, хотя сами еще дети. – Василиск развел руками и достал очередную стопку писем неизвестных авторов. – Слушать они не умеют и это видно по собраниям в актовом зале. Они живут в вакууме собственного мира и не желают реагировать на внешние раздражители. Не так давно наблюдал пару таких воспитанников, сказанное они понимают с третьего раза и то, когда ты подойдешь и гаркнешь им это на ухо. Потом, мне кажется, что помимо умственной отсталости у каждого второго тугоухость, потому что они отвечают не то, о чем спрашивали.

И неудивительно, ведь во Второй группе, где обитали всем известные «Крысы», было принято затыкать уши орущими наушниками. Если в ответ на твою гневную пантомиму кто-то снимет хоть один наушник, это было показателем большого уважения. Тебе соизволили внять. Василиск давно понял, ему сбагрили самые сливки, оставалось себя успокаивать оказанным директором доверием к его персоне. Периодически он представлял себя отцом кого-то из воспитанников и постепенно приходил к мысли «А может ну их, этих детей?». Если такое насмешкой судьбы и мешаниной генов прабабок вылезет в собственной семье, будет в пору или запить, или удавиться.

- Со своей стороны могу оказать поддержку в этом деле, замолвить слово, так сказать. – Хмуря брови, воспитатель вытащил из общей стопки очередное письмо, развернул бумажный конвертик, загнутый из обычной клетчатой страницы и прочел. - Кто откроет этот лист, тот похож на этот… - а глаза не обманули, - глист. Очень хорошо. – В голосе послышался традиционный сдержанный сарказм. - А как вы развлекались в юности? Вели дневники, писали секретики о влюбленностях?

Внутри открывшегося конверта виднелось корявое, но с душой нарисованное сердечко, жестко истыканное стрелами. Судя по всему, у автора был много любовей или же одна такая, от которой изнывало все его творческо-писательское нутро.

Василиск и забыл, что сам несколько минут назад предложил перейти на «ты», так что согласно и виновато кивнул. И вот оно: опять песня про разные методы, хотя по сути, методы педагогов в этом учреждении различались не сильно. Зато различались мнения, что вполне естественно, потому как у каждого человека был свой жизненный опыт и взгляд на ситуацию.   

- Гулять по заброшкам?

Бровь воспитателя поползла вверх в немом удивлении. Лан не выглядел человеком, способным защитить себя лет в десять. Да и в пятнадцать. Интеллигенция против бомжей и хулиганов может выстоять лишь на поле словесных перепалок, но словам уроды обычно предпочитают дело. Кулак в глаз или под дых решает массу проблем, в том числе несогласие с доводами, путь даже бредовыми.

- Не слишком ли опасное занятие? Что думали по этому поводу твои родители? – Василиск покачал головой, усмехаясь своим не выраженным мыслям. - Сложно представить как такой как ты ведет себя не должным образом.

Не зная нюансов сложных жизненных обстоятельств, человекозмей, наверное, надавил на болезненную тему. Действительно, сможешь ли представить чистого и выглаженного, красивого и опрятного молодого человека в ситуации, когда подростком тот сбегает и слоняетя по заброшенным зданиям.

- Надеюсь, хотя бы компания была. Ну, я имею ввиду другие мальчишки. Ведь когда дети сбиваются в стаи, им все нипочем. Взрослого человека избить могут.

В весело прищуренных глазах сквозило что-то пытливо-ироничное. Василиск не то провоцировал, не то проверял реакцию в ответ на свои слова. Допускал ли Лан в период малолетства ошибки, за которые теперь было бы стыдно. Обычно люди не меняются, если Анубиса еще тогда тянуло к природе и приключениям, это скорее всего пролегло отпечатком на характере и привычках Анубиса нынешнего. А может дело не в приключениях, а желании уединения?

- …вместо того, чтобы просто выкинуть и сжечь этот хлам, - повторил фразу собеседника воспитатель Второй, - мы копаемся в детских посланиях, потому что мы… ду-ра-ки.

Василиск завершил на позитивной ноте, налил еще и опрокинул не торопясь и давая себе хорошенько захмелеть. На привычно бледном лице появился легкий румянец, правда, в полумраке помещения едва ли можно было это заметить. Кровь потеплела и разошлась горячим морем по внутренностям. Говорить больше не хотелось ничего, лишь ловить момент спокойствия и приятного созерцания окружающей обстановки.

Воспитатель Второй улыбнулся. Его собеседник или не хотел, или действительно не понимал, на что намекал Василиск. Может Анубис был настолько не испорченным, что правда всего лишь гулял, не пытаясь при этом кооперироваться с другими, подобными ему одинокими душами.

- Хорошо, если людей нет совсем-пресовсем, то согласен. Это не преступно. – Следующими после дневников пошли конверты. По-разному закрученные, разных оттенков и толщины. - Я, знаешь ли, и сам люблю побыть на природе наедине с собой. Таким образом разгружаюсь психологически. Любому педагогу это необходимо для сохранения ментального и физического здоровья, которые связаны напрямую, между прочим.

В третьем по счету конверте лежала какая-то мелкая ерунда, которую воспитатель почувствовал уже пальцами. При детальном рассмотрении оказалось, что внутри длинная связка самодельных бус, состоящих из бусин разного цвета и размера. Василиск положил находку для наглядности себе на руку, всматриваясь в поблескивание поверхностей и граней.

- А вот это кому-то предназначалось. Странно, почему не забрали. Может избранница отвергла притязания на руку? – Следующую фразу человекозмей произнес более тихим тоном. - И остальные конечности…

И как ни вспомнить свою первую любовь. Хотя, «любовь» это громко сказано, в юности Василиск не особенно понимал что это такое – отношения между мужчиной и женщиной. Не зря говорят, что мальчики зреют дольше, во всей этой канители человеческих отношений тогда больше тянуло дружить.

- Ты сказал, что твоя жизнь это чудо. – Василиск перебирал пальцами бусы как четки, не поднимая глаз, чтобы их пытливостью не смущать собеседника. – Можешь не вдаваться в подробности, но я заинтригован.

Губы воспитателя изогнулись в слабой улыбке, бусы медленно перекочевали в руку учителя литературы. Это странное место привлекало к себе странных людей. Дом – коллекционер и ревнивый кавалер, любовался, перебирал и удерживал при себе все, что однажды понравилось. Неугодных Дом выталкивал как это бывает, если кинешь в воду слишком легкий предмет. Так и останешься плавать на поверхности, не удостаиваясь глубины.

- Подарки это тема интересная. Как я ни раз замечал, дети дарят друг другу всякую мелочь. Понятное дело, у них нет достаточных финансов на нечто более солидное. Я бы даже напрягся, если бы заметил ценности у детей, воровство у нас не поощряется. - Воспитатель сделал небольшую паузу, а на лице отобразилась серьезная озадаченность. - У меня никогда не хватало фантазии на что-то интересное и всегда душили комплексы: а вдруг не понравится, а вдруг слишком дешево? Вот вы, Лан, что предпочитаете получать от дарителей?