Утром тридцать первого декабря доделавший основные дела Василиск уехал отмечать к родителям, которых толком не видел последние месяца два. Смысла играть доброго Санту для неблагодарных детишек никакого не было. В Доме на дежурство оставались воспитатели и пара ящиков. Предполагалось, что вразумленные рядом воспитательных бесед и подписанием инструктажей по правилам безопасности, обитатели сего места тихо напьются, посидят, обернутые в мишуру и гирлянды, половят алкогольный приход и свалятся где-нибудь в неожиданных местах до момента возвращения человекозмея. Василиск не верил, что в эту ночь без него произойдет что-то особо интересное, так как все прошедшие месяцы удавалось успешно держать дисциплину. Старшие разгребли подвал, выкинули хлам, приобщили деток к благоустройству, организовали дискотеку со светомузыкой. По итогам все остались относительно довольны и невредимы, директор дала добро на отдых, понимая, что у сотрудников тоже должна быть своя личная жизнь.

Машина Василиска оставила петлевидные следы на заснеженном дворе. В сторону окон Дома он даже не посмотрел, было не интересно провожает ли его кто взглядом или всем одинаково плевать. Дети заняты собой и только собой в силу эгоизма и общей незрелости. Воспитатель Второй ни к кому не привязывался, чтобы остаться независимым, сохранить эмоциональный фон, а с ним и здоровье. Он не страдал, а наслаждался собственным эгоизмом, с презрением глядя на тех, кто называл заботу о домовцах своим призванием. Сдохнешь – завтра же забудут. А призвание можно выгравировать на памятнике, получится традиционно глубокомысленно, пафосно и бессмысленно.

У родителей все как всегда, впрочем, Василиск постарался сделать все от него зависящее, чтобы праздник был качественным. Это был человек, способный создать уют где бы он ни был и чего бы ни коснулся. Первая половина дня ушла на починку мелких поломок в доме, местами он клеил, местами закручивал, подтягивал и мазал. Потом помог матери повесить гирлянды, собрал купленную в прошлом году высокую искусственную ель. Дома приятно и спокойно, и пахнет приятно, дружественно в отличие от Дома с его вечной вонью то хлора, то немытых юношеских тел. Василиск был брезгливым. Он с детства рос как типичный фазан с отглаженными воротничками и четкой позицией слушаться взрослых для того, чтобы однажды получить все желаемое. Желаемое он получил пока не в полной мере, но своей жизнью был относительно доволен. Человекозмей был доволен, что родился не в семье маньяков или маргиналов, не наблюдал с ранних лет безответственность и моральное разложение. Благодарен, что получил хорошую наследственность, образование, задел для карьеры. Единственное чего не хватало это семьи, но несмотря на вздохи старшего поколения, Василиск не торопился обзаводится столь отягощающими факторами как жена и дети. Когда-нибудь в будущем, но не сейчас точно...

Утром второго января человекозмей вернулся умиротворенный, сытый и медлительный. Порог Дома переступать он не торопился: без спешки загнал машину в гараж, поговорил с консьержем, захватил из прачечной новый комплект белья. Коридоры встречали тишиной, лишь изредка где-то в разных концах здания слышался скрип несмазанных колясок.

- Ого, кто вернулся! – Знакомый "ящик", с которым воспитатели периодически пропускали стопку-другую приветственно махнул рукой, чтобы привлечь к себе внимание. – Ну как отдохнул? Твои-то неплохо, чуть Кошку на шапку не пустили.

Последняя фраза была произнесена уже не так радостно, но сама ее суть не укладывалась в голове.

- Кошку? Что за живодеры малолетние… - у воспитателя как в замедленной съемке вытянулось лицо и остекленели глаза, - а, погоди, какую кошку? Только не говори, что психолог…

Василиск почувствовал, как конечности похолодели снизу вверх. Он должен был предвидеть, но слишком расслабился. Подгадили детки не то слово, и теперь после сладостных минут спокойствия и полного релакса его ждет куча отчетов о случившемся. Он сам не помнил как дошел до комнаты штатного психолога, занес руку для стука и помедлил – не знал прилично ли тревожить в этот час. Сверился со стрелками наручных именных часов с гравировкой, те показали десять. Раздался стук.

- Доброе утро. Это Александр. Не уделите мне минуту внимания?

Воспитатель Второй склонил голову, прислушиваясь к возможным шорохам внутри. Судя по слухам, Кошка пострадала не сильно, так что находилась не в лазарете, и все-таки Василиск предпочитал узнать о делах в своей группе из первых уст и по возможности принести извинения.

Василиск не любил, когда подходили сзади, особенно так бесшумно. А тем временем, хозяйка кабинета уже где-то расхаживала, что могло означать одно: не сильно пострадала и физически, и психологически. Серьезность инцидента это не уменьшало. Размахивание холодным оружием до добра не доводит и тому печальными примерами служил покойный Л. Вот уж по рассказам был педагог от Бога, но даже призвание, с которым все носятся как с писаной торбой, не спасло его от ножа в печени. Каждый раз, вспоминая истории о Л., человекозмей утверждался в своей ненависти к деткам этого места и ничего не мог с собой поделать.

Проходить вперед женщины было как-то неловко, но Василиск не стал тратить время на церемонии, пусть Кошка закроет за ними дверь и они наконец перейдут к главному.

- Не могу сказать, что я хочу пить, но как будет угодно. Вы хозяйка.

По тону и выражению лица чувствовалось, что воспитатель Второй напряжен. И правда, ему хотелось скорее перейти к выяснению обстоятельств без этих вот психологических прелюдий. Пока Кошка шуршала по хозяйству, Василиск осмотрел внутренность комнаты и остановился на окне. По ту сторону виднелось бледное зимнее небо, поглотившее солнечные лучи где-то в верхних слоях атмосферы. Стоило бы использовать эти минуты для обдумывания дальнейшей стратегии. По-хорошему, надо бы вызвать психолога к директору для выяснения всех обстоятельств, а после наказать виновных. Только в таком случае у Кошки могут возникнуть проблемы с доверием со стороны детей, не сказать, что воспитателя это сильно волновало. Здесь более сложная многоходовочка. Если кто-то узнает, что воспитатель Второй умолчал о происшествии, у него будут проблемы. С другой стороны, Кошка сама должна написать докладную, в противном случае можно сделать вид, что этого разговора не было, так что и пенять можно только на пострадавшую, которая вовремя не оповестила администрацию о ЧП.

- Вот до чего доводит излишняя лояльность, Марта. Надеюсь, вы уже посетили медблок? Покажите мне, что там.

Не было никаких гарантий, что Кошка вот так прямо возьмет и покажет свои бинты. Только и она понимала: если Василиск доложит директору, ей придется показывать всю себя как на блюде уже перед целой комиссией.

- Вы когда-нибудь слышали о воспитателе по кличке Л.? Вы в курсе, что с ним произошло? – Воспитатель Второй пристально посмотрел на Кошку, выедая ей глаза даже на расстоянии. – Что будем делать?

Теперь в тоне звучала претензия, которую человекозмей не мог и не хотел скрывать. И директора, и Василиска ввели в штат не для покрывательства нарушений, а для исправления ситуации. Психически нестабильные воспитанники должны были получить свои последние китайские предупреждения и отъехать по изоляторам или в психбольницу.

- Безнаказанность рождает вседозволенность. Это не игра, это реальная кровь и потенциальная смерть. Второй жизни нет ни у кого, эти дети данного факта не понимают. Если не доходит через мозг – дойдет через задницу. – Василиск отдавал себе отчет в том, что после данной грубости собеседницу хватит морально-эстетический инфаркт. - Дальше так продолжаться не может, вы обязаны… ваш моральный долг написать докладную о произошедшем и мы расставим все точки над «и».   

- Мартышки? А Логи знают, что вы их ТАК уничижительно называете? – Время запрещенных приемов. Глаза Василиска продолжили процесс превращения Кошки из плоти в кошку из камня. – Как неэтично с вашей стороны. А вот они считают себя "вестниками" и, зная уклады дома, все чаще вестниками апокалипсиса.

Психолог оказалось бабой вертлявой и не поддающейся на уговоры. Верить ее нервно-кокетливым оправданиям человекозмей даже не собирался, затягивая очередную невидимую петлю вокруг совести Марты. А была ли совесть, вопрос оставался открытым. Воспитатель Второй представлял взрослого и ответственного человека совсем не так. Взрослые не занимаются покрывательством и не умалчивают проблем, которые на данном этапе как болезненный гнойник уже должны были прорваться. Тайны и возня вокруг прав и свобод детишек довели ситуацию до трупов, следовательно, чем жестче становился режим, тем прозрачнее и предсказуемее становилось будущее.

- Обо что-то споткнулась… на что-то напоролась… В Доме из линолеума бритвенная трава проросла, Марта? Все выпирающие гвозди еще в августе плотники забили до гладкого состояния попки младенца. Новый директор контролирует ситуацию и в плане быта в том числе. – Василиск сделал длительную паузу, давая собеседнице шанс придумать более реалистичную ложь, которую он все равно разберет по косточкам. - Я скорее поверю вот в такой вариант развития событий… - Воспитатель встал и, заложив руки за спину, начал прогуливаться по кабинету. – Детский психолог решила подружиться с детками методом зарабатывания дешевого авторитета. А именно: «Я стану как они, покажу им, что своя и мне можно доверять. Буду менее строгой в отличие от мерзких козлов типа Ральфа или Василиска и не стану «Стучать» не по делу. И по делу стучать тоже не стану, тогда буду своя в стельку. Детишки мне сразу откроют свои тайны и перестанут себя вести как малолетние преступники. Профит!»

Взгляд Василиска прилип к картине на стене, еще некоторое время он наклонял голову вправо-влево, пытаясь понять смысл абстракции. После развернулся к Кошке, чтобы посмотреть, как изменилось ее выражение лица с тех пор, как он поднялся из кресла. Сейчас он был бестактен, но правдив - качество, которое воспитатель Второй ценил больше виляющей деликатности.

- Именно потому что я уже достаточно знаю своих воспитанников, я и сомневаюсь в том, что с вами произошло ни что иное как нелепая случайность. Даже если детки деранули вас из-за кривых рук, они все равно виноваты. Оголенное лезвие рано или поздно впивается в чью-то плоть. Это как то пресловутое оружие, висящее на стене и выстреливающее в конце спектакля. Бритв и прочих инструментов для убийства или самоубийства у детей быть не должно. Попрошу директора разрешить рейды по комнатам групп для изъятия всего лишнего.

Последнюю фразу Василиск выпалил на одном дыхании, не давая психологу парировать или вступить, пока он не договорил. Слишком достала его царящая в доме расхлябанность и халатность. Это был тот случай, когда в первую очередь воспитывать надо было взрослых, а потом уже детей.

Наконец ощутив желание промочить горло чаем, воспитатель Второй подошел к столику, взял свою чашку и отпил от нее мелкими неспешными глотками. При закатывании рукава Василиск просквозил по руке Кошки ничего не выражающим взглядом, но смотрел он как всегда въедливо и внимательно.

- Мне плевать на «боль внутри себя», Марта. Я слежу, чтобы в Доме не было травм и трупов. Эти калеки никогда не перестанут ныть, страдать и болеть, но мы не должны поощрять подобный неадекватный инфантилизм. Есть уголовный кодекс, который начнет очень легко и просто разделываться с этими молодыми безответственными маньяками и истеричками как только тем стукнет по восемнадцать. И тогда мы им уже не поможем. Пусть привыкают к правилам уже сейчас. В доме мы хозяева и мы задаем правила, а не какой-то там мифический «Хозяин» или «Вожаки», которые сами не знают чего хотят. – Воспитатель сделал очередную выразительную паузу, давая возможность поглощать и переваривать свои реплики по частям. - Слепец, ведущий остальных, рано или поздно упадет сам и утянет в пропасть свою паству. Не будьте слепой, Марта, не пытайтесь влюбить себя тех, кто все равно окажется неблагодарным. От добра добра не ищут.

- С чего вы взяли, что я теплый? А вдруг нет?

Пытаясь припомнить, когда в последний раз его трогала Кошка, Василиск пришел к выводу, что вроде никогда. Чай оказался приятным на вкус, так что свою чашку воспитатель прикончил в оставшиеся два глотка и отставил ее в сторону. Тот факт, что психолог не перебивала, был принят с приятным удивлением. Василиск подумал: «Да здесь не все потеряно и эта женщина хотя бы умеет молчать». Было бы неплохо,  помолчи она больше, в таком формате психотерапия грозила стать успешной.

- А вы способны как психолог одной силой любви к детям добиться того, чтобы они не убивали друг друга? Серьезно? – Василиск посмотрел на Марту столь же выразительно, копируя ее же выражение лица. – Максимум вы можете влюбить в себя кого-то из старших воспитанников, под действием гормонов они становятся фанатичны как глухари во время гона. Может и не захотят огорчать добрую Марту… ну, хотя бы первые полгода до первой разборки вожаков.

Пожав плечами, воспитатель Второй сложил руки на груди в деловитой закрытой с психологической точки зрения позе. В данном случае он бы с удовольствием свернулся в кулак или кукиш, но в отличие от змея, коим его почему-то назвали, не мог этого сделать физически. А если не мог физически, то сделал внутренне, в подсознании, и зафиксировался.

- Ну вот для таких случаев, когда прыгают с крыш вы и нужны. Правда, я бы прозаично запер чердак, на чем эпопея с летунами бы и закончилась. Жду с нетерпением, когда придумают специальные ручки на окнах, которые можно будет закрыть как шкаф на ключ.

Следующая тирада заставила Василиска приоткрыть рот и на несколько секунд застыть в этой позе, потому как все, что он услышал дальше было не больше, не меньше прорицанием. Откуда Кошка узнала детали смерти воспитателя и как провидела внутренние мотивы тех, кто это сделал оставалось загадкой вселенной. После выразительной паузы человекозмей вытянул ноги перед собой и расслабленно полулег в кресле.

- Ого. А вы там были? - Василиск внимательно и не мигая посмотрел на собеседницу. - Я вас спрашиваю, Марта, вы там были? Как можно судить о ситуации, если даже не знаешь участников лично? Вот мне директор не рассказывал ничего из того, что вы сейчас подробно накидали. – Хотя уж с директором-то Василиск был в хороших отношениях. – Киплинга я не читал, но и без знания матчасти книги могу сказать, что любому молодому парню в его адрес слово «Мартышка» вряд ли понравится. И даже девчонке. Это при всем уважении к Киплингу. – Воспитатель положил руку на сердце, впрочем, почти сразу вернул ее на подлокотник своего кресла. – Мои воспитанники обо мне все знают, я не пытаюсь показать себя лучше, чем есть на самом деле. Я с ними честен и здраво смотрю на вещи. Но я в отличие от вас, и не психолог, чтобы выбирать слова.

- Чувства чаще всего обманывают в отличие от холодного расчета и вы, как профессионал, обязаны это знать. Вы не гадалка. Впрочем, и я тоже. Но я и не делаю предположений столь уверенным тоном. Все люди разные, не все эмоции можно понять по выражениям лиц и даже по поступкам. Не знаю, как вы вообще экзамены сдали.

Дискуссия уже давно перешла ту острую грань, за которой начинаются переходы на личности, потому Василиск не пытался смягчать углы. Давя по больному, он выявлял и опустошал этот раздражающий гнойник. Хоть кто-то в этой комнате должен сказать правильные вещи.

- Спасибо, не надо мне помогать, я об этом не просил. Я никогда не жил и не буду жить на космическом корабле, потому что ходим мы по земной тверди и ее законов мы должны придерживаться. Все это ваше витание в облаках до добра не доведет, это говорит вам человек с высшим педагогическим образованием и внушительным стажем. 

Волна негатива нахлынула как холодная океаническая вода. Воспитатель Второй чувствовал, что надламывается по краям, но все еще готов стать причиной гибели какого-нибудь беспечного Титаника. Надо ли говорить, что в такие моменты он хотел чьей-то смерти? Определенно.

- Знаете, я вот в Африке никогда не жил. Мне приносят фотографии и я не считаю это место враждебным и диким. Ну может только там, где оно РЕАЛЬНО дикое, где львы ходят. Но и так народ как-то приспособился жить, адаптировался. Адаптация – слово, которое так любят психологи, мы помним. – Василиск охватил руками невидимую округлую планету, потому что уже не знал, что обхватить вместо шеи Кошки. – А наш город дикими львами не кишит. Здесь едва ли найдешь дикую мартышку. А теперь ответьте мне на вопрос: взрослые парни и девушки имеют интеллект пятилетнего ребенка, который боится всего нового настолько, что готов прыгать с этажей? Если да, то приступайте к адаптации детей уже сейчас, но не вашими методами типично-женского приторного понимания и сочувствия, а так, чтобы дети не считали, что за стенами Дома, у которого тоже немало своих проблем, все «ужас-ужас». Вы психолог, так сделайте их психику устойчивой к внешним факторам заранее. Надо убеждать, показывать, выводить малыми группами на экскурсии в учреждения, где работают обычные люди со средним образованием. Вот что надо делать, а не падать в вечные сопли жалости и добра к бедным сиротам лишь на словах, пытаясь стать им «другом». – Воспитатель сделал паузу, чтобы немного отойти от внутреннего возмущения. – Если уж рассуждать как вы, то рождаться вообще не стоило, потому что потом придется умирать и по этой причине можно вскрыть себе вены, чтобы потом не был страшно и больно. Только вскрытие вен это уже страшно и уже больно, а вы не помогаете это понять. Для движения в нужную сторону одного понимания того, что вы мне сейчас сказали мало. Вы просите понять, но это и без вашего «дара понимания» всем понятно и очевидно. Вы сетуете на воспитателей, но сами по себе воспитатели не принимают таких решений как адаптация и введение в профориентацию, это должен обдумать директор и издать соответствующий приказ. Работаем мы только согласно документам, иначе можно влипнуть в очень неприятную вонючую субстанцию. А если как психолог вы достаточно смелая и очень волнуетесь, то совет я вам уже дал – дерзайте, работайте в направлении убеждения, что взрослая жизнь это не страшно. Тем более, у большей части подростков все-таки есть какие-никакие родители. Но для начала о своих планах оповестите директора и набросайте приблизительный конспект. На его месте я бы проверил, что вы будете говорить детям.

Под конец своей тирады Василиск окончательно устал и решил сделать еще глоток, но в чашке было безнадежно пусто. Потом он вспомнил, что чаем его поила женщина, с которой он не согласен практически во всем и захотелось икать. Вытесняемая сжатым мышцами внутренностей вода стала проситься наружу и воспитатель Второй мужественно этому противостоял методом задержки дыхания. 

- Да, это всего лишь милые пугливые детки. Да…

Василиск закрыл рот рукой, наконец глухо икнув и чуть не выпустив одно из наиболее коротких нецензурных слов. Беседа явно удалась, высказать столько слов в минимальный промежуток времени давно не получалось. 

- Я скоро сам себя убью. Нам нужно четыре нормальных трезвых охранника на каждый коридор и пара психологов из другого учебного учреждения. Не того, где вы получали знания. – Человекозмей поднялся с кресла и утер губы платком. – Спасибо за чай. – Уже уходя, но все-таки обернувшись добавил. - Мы не враги, согласен. Но говорить о чувствах есть смысл, только если на съемочной площадке ты играешь героя-любовника. Если вы такая проницательная, действуйте на опережение и строго профилактически. Глупо надеяться, что дети вот так возьмут и все выложат. Вы слишком привыкли к домашним и покладистым нормисам.

После слова «любить» на лице Василиска отобразилась сложная гамма эмоций, брови приподнялись, а губы иронично искривились. Не оставалось сомнений, что дело он имел с настоящей матерью Терезой у которой нет личных детей, потому слишком много свободного времени для съезда крыши в уютной минималистичной келье.

- Этих детей не надо любить. Их надо уважать, учить и поддерживать. В должностные инструкции любовь входит только знаете у кого? – Воспитатель понизил тон и чуть склонил голову вперед, чтобы изменить угол зрения и эффект от собственного взгляда. – Ремонт не сразу, но будет сделан. А что касается вашей политики укрывательства, даю вам возможность самой прийти к директору и рассказать как все было, иначе лично поспособствую тому, чтобы вы здесь надолго не задержались.