Курил молча. В основном из-за подкатывающей к горлу тошноты. Казалось, начнет говорить — прямо тут и вывернет Фитилю под ноги, на этот кафель и бетон. Мутило, в прочем, даже не от того, что состайник сейчас возился в ногах сломанной игрушкой, тлеющим угольком, который водой из чашки залили и он шипит. Внутри было холодно, пусто — ровным счетом никак.
Это и пугало, и пьянило, и оставляло после себя нехороший осадок, как на чайнике. Фитиля Рыжему было не жаль. Мысли в голове щелкали чисто и методично, как гладкие овальные камушки в пальцах — вожаку оставалось только выбрать, какой из них бросить блинчиком, чтобы пролетел дальше и оставил после себя расходящиеся круги последствий.
Для него случай тоже показательный — договоры все вертели на причинных местах. Если судить по лицу Помпея, тот, кажется, был даже и рад, но Рыжий не стал утверждать наверняка, лицо Пса смазалось перед глазами, поплыло, как тающее желе. Чему ухмылялся? Тому, что можно другому боль причинить, или над Рыжим смеялся гадливо? «Договаривайся, договаривайся, крыса. Разбирайся. Но я потом приду и все равно хлебну своей крови, мне в этом баре всегда наливают и никогда не отказывают. Делай что хочешь. Выслуживайся, как хочешь. Танцуй на лапках. А когда тебя свои же прирежут, придет другой и тоже танцевать будет». Опять затошнило, сильнее прежнего. Рыжий поспешил затянуться горьким дымом и бесцельно пнул воздух.
Щелк - щелк — перекатывались в голове мысли. Выгода, какую можно извлечь из этого выгоду. Косо посмотреть на Фитиля, просчитать варианты. Криво, и нехорошо улыбнуться собственным мыслям.
Свидетелей всего трое: он, Фитиль, Помпей. Два слова против одного? Чего стоило пропустить всю предысторию и начать с самого главного: псина сорвалась с поводка и чуть не разорвала крысу на части. Или двух крыс? Рыжий задумчиво пробежал пальцами по подбородку, хмыкнул. Сделал два шага к Фитилю, присел на корточки и, зажав сигарету в зубах, зябко спрятал ладони подмышки, пытаясь успокоить судорогу в пальцах.
— Нет, — буркнул он, отвечая на все сразу. И на «вожака», и на «стенку», и что приказ был вовсе не таков. Наверное только не на «заслужил», потому что это было правдой, еще как заслужил. Другой вопрос, как это можно использовать, раз уж влезли в говно по самые уши. Когда они вообще из него вылезали, правда. — Я вот одного только не понимаю. Нахуя?
Зачем полез, когда сказали не делать. Зачем вообще лезут каждый раз. Ответ был один на все: и почему дрались, и почему Фитиль сейчас пускал носом пузыри. «Потому что так нужно».
Шоконужно блин. Иногда Рыжему действительно хотелось согнать всех к стенке и расстрелять. Начать, конечно, с себя, чтобы больше никаких решений не принимать.
Ожог превращал Фитиля в героя боди-хорроров, что крутили по телику. Показывали всего один раз, но Рыжий запомнил очень хорошо — эту вывернутую наизнанку голую суть. Наверное больно. Вожак задумчиво покрутил бычок в пальцах, поднес к запястью, но, передумав, щелчком отправил в полет.
— Подбрасывать незачем. Ты, баран, сам побежал, — холодно заметил он, цокнув языком. — Ты знаешь, что одичавшие псы хуже волков? Потому что ничего не боятся, отбитые наглухо. А крысы говорят умные дофига. Врут значит в книжках, как думаешь?
Ноги быстро стали затекать. Рыжий кашлянул, встал и сел обратно несколько раз, разминаясь. Наконец, подошел к Фитилю ближе и поймал его подбородок жесткой хваткой пальцев. Сквозь зелень стекол кровь казалась какой-то черно-бурой, как смола или нефть. Нефть, говорят, хорошо горит.
— Ключица — это хорошо. Что еще? Мне нужно знать, что говорить Янусу и Шерифу. — Потом истерично хохотнул, и добавил нараспев на широкой неестественной улыбке. Сейчас стошнит, ей богу стошнит. — Бедный-бедный Фитиль. Я пришел, а Помпей тебя и ногами, и кулаками. Ай-яй-яй. Если собака кусается, ее сажают в Клетку. Война, мой друг, это стратегия. Иногда нужно сдать город, чтобы обойти противника с фланга.