За месяц что Василёк провела в Доме, цвет на волосах успел поблекнуть, как и первые впечатления о новом месте обитания, и окружающий мир постепенно снова начало затягивать серостью. Дождь, шедший последние пару дней, этому только способствовал, смывал краски с лиц и стен, расплываясь грязными пятнами по полу коридора девичьего крыла.
И всё-таки ей здесь нравилось гораздо больше чем в больнице. Там, в “Наружности”, как говорили местные старожилы, все почему-то думали что её непременно надо жалеть, говорить приглушенным тоном, сочащимся ядом неискреннего сочувствия, и обсуждать девочку в её присутствии, будто она в добавок ко всему ещё и оглохла. “Бедная девочка, наверное так страдает.” “А правда что никто кроме неё не выжил в той аварии?” “Мать наверное замучила полиция.”
Местные обитательницы же предпочитали не обсуждать ничего из того что происходит за стенами Дома. Спрашивать о прошлой жизни здесь считалось дурным тоном, звать тем “Наружным” именем тоже. Здесь вообще было много негласных правил, но Василёк принимала их как должное и не задавала лишних вопросов. Углубляться в причинно-следственные связи тех или иных Законов дома у девушки не было ни сил, ни желания. До обеда были уроки, после обеда и до самого ужина девушку забирали Пауки на реабилитационные процедуры. А когда Василёк возвращалась в свою комнату, её обычно хватало только на то, чтобы заползти в душ и докатить до кровати, и уже сквозь дрему слушать болтовню соседок.
Сегодня же был выходной, и Василёк, кажется, впервые выехала в коридор без сопровождения, не для того чтобы добраться до класса или медпункта, а чтобы просто разбавить пресное утро. А ещё первые выходные когда спина почти не болела. Коридор для колясочницы был почти полосой препятствий, состоящей из лежбища из матрасов, в окружении пепельниц, забытых кружек, сброшенных туфель, и телевизора, который, казалось, никогда не выключается. Вот и сейчас он что-то тихо бубнил, хотя никто на него не обращал внимания, девичья стайка раскладывала пасьянс и обсуждала надолго ли задержится новая воспитательница.
Василёк немного замешкалась в дверях, но всё-таки подкатила к компании.
- Мне кажется, вчера утром, когда Медуза утром не досчиталась троих, у неё глаз начал дергаться, - решилась она вклинится в их беседу.
Ей поулыбались, поздоровались, предложили кофе, но через полчаса беседа как-то стухла и девушки разбрелись по своим делам. Василёк осталась в коридоре одна, так и не решившись перелезть с коляски на матрасы.

Отредактировано Химера (15.02.2024 19:50:31)

Подпись автора

Und so bin ich grad wie aus der Welt
Nicht mehr da, als haett ich dich vergessen.

Взгляд Василька уткнулся в сменяющиеся картинки на телевизионном экране и она залипла на этот калейдоскоп оттенков серого. Но уловить смысл происходящего у неё не получилось, собственные мысли заглушили доносящиеся из ящика звуки.
Мама присела на корточки напротив неё. Голос её звучит виновато и девочку это бесило. Она знала что родительница собирается сказать ей и от этого злилась ещё больше.
- Прости, родная, пока я не могу забрать тебя домой.
Ну вот, каждый раз одно и то же. Женщина попыталась взять синеволосую девочку за руки, но та спрятала ладони подмышками, зябко передергивая плечами, будто замерзла.
- Тут хорошие врачи и лучшая программа реабилитации. А ещё ты сможешь продолжать учиться и общаться со сверстниками.
Девочка нахмурилась и обиженно поджала губы, сдерживая подступающие слезы, отвела взгляд. Мать поднялась и, поцеловав её в лоб, погладила по выкрашенным чернилами волосам.
- Ну, милая, потерпи. Ты же сильная девочка, ты обязательно со всем справишься. А я буду стараться изо всех сил, чтобы забрать тебя отсюда как можно скорее. И ты тоже постарайся.

Девочка, втиснутая в корсет, сидела неестественно ровно и неподвижно, моргая только потому что глаза начали слезиться. Скорее напоминая статую. Когда хлопнула дверь спальни, Василёк медленно повернула голову на звук, не способная сразу вынырнуть из омута собственной памяти, и подняла отсутствующий взгляд на Рыжую. Раздражение соседки расползалось вокруг ядовитым облаком пропана, готовым вспыхнуть от любого неаккуратно брошенной фразы, прожигая пространство кислотой её собственных слов.
- Помочь?
От звука её голоса и прищура злых  черных глаз Василёк встрепенулась, окончательно возвращаясь в здесь и сейчас. Она быстро оглянулась, убеждаясь, что Рыжая заговорила именно с ней.
- Помочь? - синеволосая с недоумением переспросила, а потом решив что мешается на проходе и её так просто хотят убрать с дороги, берется за колёса и дергает кресло назад. - Я мешаюсь? Извини.
Вот теперь коляска и правда застревает, увязая одним колесом между двумя матрасами. Но нет ничего непоправимого, ничего такого с чем бы Василёк не справилась сама, пусть и за более продолжительное время. Можно слезть, вытолкать коляску и забраться обратно. Девушка морщит нос, но больше никак не выказывает своё недовольство. Если не подавать виду, то может быть Рыжая уйдёт и найдёт другой объект для выхода собственного раздражения.
Мигание фонарика прекращается, и воздух почти искрит от негодования старожилки. Таймер заканчивает отсчитывать секунды до взрыва и в сторону Василька летит фонарик, пролетает мимо, грохается об стену. Бум! Спасибо, что не в окно. Девочка инстинктивно дергается в сторону, едва не переворачивая кресло-коляску. Вот Рыжая бы повеселилась.
- Ты совсем ебанулась? - орёт Василёк в ответ, вспыхивая праведным гневом, отзеркаливая чужие эмоции.

Отредактировано Химера (17.02.2024 10:52:02)

Подпись автора

Und so bin ich grad wie aus der Welt
Nicht mehr da, als haett ich dich vergessen.

Сердце колотится в груди, гонит кровь, отдаётся эхом в ушах и висках. Синевласая сжимает и разжимает пальцы на подлокотниках инвалидного кресла, стараясь выровнять дыхание, как учил психотерапевт. Рыжая же, в отличие от Василька, выпустив пар, заговаривает внезапно мирным, почти дружелюбно.
- А раньше я кем, по твоему была? Предметом мебели? - девочка зло кривит губы и отворачивается от нарушительницы спокойствия.
Вот сейчас Рыжая уйдёт и она сможет спокойно слезть и вытолкать коляску. Лишь бы побыстрее уже убралась туда куда направлялась, где бы это ни было. Но в той, видимо, внезапно проснулась жажда общения. Синеволосая выслушивает соседку с непроницаемым выражением лица, по крайней мере ей самой так кажется. Точнее даже не слушает, пытается сосредоточиться на ток-шоу, идущему по телевизору, вглядывается в черно-белые лица и не смотрит на рыжую. Не смотрит. Не слушает. Не смотрит и не слушает…
– Блин. Херово разбился. Балбес.
Уголок губ Василька дергается в издевательской ухмылке. Так тебе и надо. И сама дура виновата.
От собственных мыслей девочке становится тошно и она ещё больше злится на себя, на Рыжую, на её дурацкий фонарь, на идиотски сложившиеся обстоятельства. Если у неё не будет фонаря, то она может вообще не уйти. И вдруг захочет поболтать? А у Василька на это дерьмо сейчас нет никакого настроения. Поэтому когда она произносит следующие слова, то звучит куда грубее, чем намеревалась.
- Дай я посмотрю.
И сжимает челюсти, так что зубы начинают болеть. Василёк всё так же не смотрит на огненноволосую деву, но в подтверждение, что она обращалась именно к ней, протягивает в её сторону руку.
- Я немного разбираюсь в электрике, - поясняет она и всё-таки поднимает взгляд на Рыжую, требовательно встряхивая рукой. - Ну?

Отредактировано Химера (15.03.2024 00:31:55)

Подпись автора

Und so bin ich grad wie aus der Welt
Nicht mehr da, als haett ich dich vergessen.