Могильник в чём-то был схож с библиотекой. Здесь не любили шум и отдавали предпочтение тишине. Никто не любил, когда царящие в Могильнике тишину и покой нарушали. Но вопли и крики воспитанников были неизбежны. Они никогда не приходили в больничное крыло вовремя. Они терпели до последнего, надеялись, что пройдёт само, лечились сомнительными таблетками, украденными из личных запасов Пауков или принесёнными с улицы, настойками, всем, чем угодно. Лишь бы не идти в Могильник. В Могильнике дети появлялись лишь во время плановых осмотров, когда тех добровольно-принудительно притаскивали воспитатели. Чаще обычного в больничное крыло заявлялись воспитанники из Первой, которым не чуждо было прийти с вскочившим на носу прыщём. Но те заявлялись тихо. Они были самыми правильными.

Крики и вопли, знатно звенящие в ушах, принадлежали воспитанникам из другой группы. «Плохо» из уст этих детей неизменно означало состояние близко к угрожающему смертью. Даже обморочное состояние для них не повод для паники. Они могут вывести состайника из подобного состояния. Они могут всё. Им так кажется.

Первой в коридор, охая и цыкая на бесчинствующих мальчишек, выползла Корь. Поправив огромные квадратные очки на носу, она окинула подростков внимательным сосредоточенным взглядом. Её взгляд остановился на парне, висевшем на плече состайника. Женщина ойкнула и взмахнула руками. Очки вновь сползли на кончик носа. В несколько шагов Корь оказалась возле двери в кабинет главного врача и громко постучала, сообщая Янусу о том, что дело срочное.

Через минуту в коридоре появился главный Паук. Смерив толпу собравшихся в кучку детей, строгим взглядом, Янус приказывает Кори подготовить палату. Та послушно уползает, оставив воспитанников наедине с главный врачом. На его руки водрузили бьющееся в конвульсиях тело. Парень, которого другие дети прозвали Валетом, выглядел из рук вон плохо. Одним движением Янус зафиксировал парня так, чтобы тот не захлебнулся собственной слюной. Мальчик бледнел и задыхался. Позади послышался топот — к нему подоспели ещё двое Пауков, которых, по всей видимости, сюда направила Корь. Шприц, быстро сориентировавшись, перехватил Валета на руки и быстро уполз в сторону палаты. Лимфа смиренно осталась на месте, ожидая приказа. Янус внимательно выслушивает колясочника. Как и ожидалось, мозгов у детей к семнадцати годам не прибавилось. И куда только смотрят воспитатели? Паук медленно кивает и окидывает оценивающим взглядом всех столпившихся представителей Шестой. Те замерли и затихли. Каждый, заметив на себе взгляд Януса, старался отвести взгляд в сторону.

— Больше никаких самостоятельных спасательных операций. Поняли? — приказным тоном проговаривает Янус, останавливая взгляд на Тишеедешь. Все дружно закивали. Янус не первый год работал в этом заведении и прекрасно знал, что никто из них не послушает слов Паука. — Тот, что покрепче со мной. Остальные — свободны.

Не дожидаясь реакции детей, Янус разворачивается и стремительно направляется в сторону палаты. Лимфа послушно ступает за ним. По пути Янус всё же надеется, что помощь мальчика «покрепче» ему не понадобится. Стоило бы его допросить подробнее, но вопрос о состоянии Валета стоял ребром. В палате суетливые Пауки уже подключили датчики, поставили ларингеальную маску и отслеживали состояние мальчика по кардиомонитору. Стоило Янусу переступить порог палаты, Пауки тут же расступились. Корь, словно вспомнив о других пациентах, спешно покинула палату. Главный врач останавливается возле Валета, оценивает его состояние. На лице мальчика появился лёгкий румянец, дыхание немного выровнялось, но судороги не отпускали. Янус сверился с данными на мониторе.

— Феназепам, 0,5, внутривенно. Лимфа, шевелись, пожалуйста, будь так добра. Почему катетер ещё не в вене? Шприц! Уведи мальчика. Проводи обратно в его комнату, за одно проверь остальных детей, — довольно спокойным, но строгим голосом Янус раздаёт указания двум Паукам.

Лимфа, в чьих глазах явно читалась паника, стараясь скрывать дрожь, набирала препараты в шприцы. Второй Паук, любезно улыбаясь, жестом попросил Лавра покинуть палату. Несмотря на милую улыбку, ледяной взгляд отчётливо говорил о том, что, если воспитанник подумает сопротивляться, его выволокут из палаты насильно. Янус бросил в сторону Паука многозначительный взгляд и тот с важным видом кивнул. Как только Лавр, бросив неуверенный взгляд в сторону состайника, понурив голову, всё же поплёлся следом за Шприцом, он перестал существовать для Януса.

Стоило двери захлопнуться, Валет изогнулся в неестественной позе и взвыл. Его вой вовсе не был похож на человеческий. И без того большие глаза Лимфы от испуга, казалось, стали ещё больше. Девушка выглядела хрупкой лишь на первый взгляд. Всякий раз, когда Янусу думалось, что она не справится, Лимфа превосходила все его ожидания. Так и сейчас, собравшись с мыслями и духом, девушка, поймав момент, зафиксировала руку мальчика и, поставив катетер, ввела транквилизатор. Как только девушка закончила, Валета вновь настигла судорога. На этот раз менее пугающе. Лимфа не нуждалась в указаниях главного врача. Она довольно шустро и быстро приготовила для пациента капельницу, подключила её и села рядом с мальчиком.

— Не спускай с него глаз, — небрежно бросил Янус, покидая палату.

В голове чёткое осознание того, что одними транквилизаторами дело не обойдётся. Парень явно застрял на другой стороне. Времени, чтобы выбраться обратно самостоятельно, состайники предоставили достаточно. Что-то однозначно было не так. Янус вздыхает и останавливается перед дверью в свой кабинет. Он прикладывает ладонь к двери и замирает на месте. В коридоре не было ни души. Пауки расползлись по палатам и кабинетам, каждый занятый своим делом. Воспитанников в Могильнике было немного — все обходили эту часть Дома стороной и до последнего делали вид, что с ними всё в порядке и у них ничего не болит.

Дверь постепенно начинает оплетать паутина. Янус заходит внутрь. Стоило дверному замку щёлкнуть, кабинет тут же начал преображаться. С углов медленно начали спускаться нити паутины с висящими на них маленькими паучками. Обстановка в кабинете постепенно приобрела антураж викторианской эпохи. Вся мебель была сделана из дерева, шкаф частично был заполнен различными склянками с пожелтевшими, почти выцветшими этикетками, вторую половину занимали различные медицинские книги вс потрёпанными корешками. В противоположной стороне тихо потрескивал огонь в некогда позолоченном камине. Дверь за спиной исчезла, оставив на стене замысловатую картину. На картине был изображён человек, нижняя часть тела которого была подобна туловищу паука. Там, где в доме располагалось окно, здесь вытягивался проход, отдалённо напоминающий вход в пещеру. На той стороне виднелся Лес. Несмотря на свою мрачность и угрюмость, Лес не выглядел отталкивающе. Пробившиеся сквозь густые кроны деревьев солнечные лучи играли с росинками на траве, оставляя красивые радужные блики. Лёгкое дуновение ветра принесло с собой запах хвои. Склонившиеся к самому выходу из пещеры ветви приветливо покачивались и словно манили в Лес.

Янус неторопливо проходится по кабинету, окидывая тот хмурым взглядом. Тонкая серебряная нить в дальнем углу чуть дрогнула и застыла в напряжении. Сотни маленьких глаз, едва ли заметных взору, пристально следили за каждым шагом, за каждым движением врача. В кабинете царила тишина и гармония. Всё замерло в ожидании команды. Янус оставляет в паутине маленькую глянцевую пуговку — он позаимствовал её с рубашки Валета, когда проводил осмотр.

— Найти, — холодный строгий голос едким эхом расстилается по всему кабинету. Хватает всего одного слова, чтобы мёртвая тишина пришла в движение.

Вездесущая паутина оживает и медленно ползёт в сторону Леса. Мелкие паучки быстро бегут по ней и исчезают в траве. Видимая из кабинета часть Леса постепенно наряжается серебром. Янус присаживается на край стола лицом к лесу и закрывает глаза. Когда он вновь открывает глаза, он находится в самой гуще Леса. Маленький, незаметный, он быстро перебирает лапками, ловко перемещаясь меж травинок. Крошечный паучок не представляет угрозы для лесных обитателей. Когда над ним нависает любопытный чёрный лисий нос, он быстро цепляется передними лапками за рыжую шерсть и взбирается выше. Лисица поднимает голову и принюхивается. Уловив какой-то запах, зверёк срывается с места и бежит по следу.

Лисица замирает в кустах, прислушиваясь и принюхиваясь. В нескольких метрах от неё виднелся старый ветхий чуть покосившийся набок дом, в окнах которого горел тусклый свет, изредка мелькали тени. Лисица навострила уши. Из дома доносились звуки, какие-то голоса. Того, его искал Паук там не было.

— Где же ты ходишь? — вздохнув, говорит Янус.

Он вновь открывает глаза и вновь оказывается в кабинете. Паучата притащили к порогу несколько коконов. Из одного из них раздавался тихий жалобный скулёж. Янус подходит к коконам и разрывает паутину. Первый был заполнен роем мух, которые моментально кругом взвились вокруг Януса, но, почуяв опасность, тут же улетели. В другом оказался щенок. Освободившись от своего плена, малыш грозно зарычал на врача, трусливо поджав хвост. Янус сидел перед ним на корточках. Щенок так и норовил укусить того, но никак не мог решиться. Большая — почти огромная — рука, нависшая над мохнатой головой, выглядела устрашающе. Но вместо того, чтобы наброситься, щенок вжался в землю и жалобно заскулил.

— Пойди прочь, — холодно говорит Янус, поднимаясь на ноги.

Этих слов оказалось достаточно для того, чтобы глупый зверёныш бросился наутёк. Поняв, что придётся заползать в самые дебри Леса. Туда, куда ещё не ступала ни одна нога лесных обитателей, Янус заметно морщится. Принеси состайники Валета хотя бы на пару часов раньше, всё обошлось бы куда меньшей головной болью. Были бы шансы отыскать глупого мальчишку и вернуть домой.

Янус перешагивает порог кабинета. Лес встречает его тёплый дуновением ветра, ласково приходящимся по щеке. Деревья расступаются, а вся мелкая живность, шныряющая по кустам, вмиг пропадает. Янус преображается, становясь похожим на истинного паука. Он ползёт в самую глубь Леса.Серебряные нити сопровождали его на всём пути. Маленькие паучата дрогнули вместе с паутиной, чуя приближающуюся опасность. Янус тоже его чувствовал. Где-то поблизости бродит страх. Где-то поблизости когти рвали паутину в клочья. Каждый вдавленный в землю паук отзывался болью в теле Януса. Смерть дышала в затылок, не желая отступать. Но Паук упрямо пробирался вперёд. Ему нужно было найти Валета. Нет, Пса. Затерянного в Лесу, утратившего способность вернуться в Дом.

Паук останавливается у края озера. Обычно спокойное, тихое, сегодня оно бушевало, плескалось, бурлило, крутилось вьюном. Кто-то или что-то нарушил покой Леса. Янус всматривается в воду и касается её края передними лапами. Паутина тянется в воду, прорываясь натянутыми, острыми как лезвие нитями сквозь водоворот и вытягивая добычу из плена.

Отредактировано Янус (20.03.2024 23:48:19)

Подпись автора

by Blanche

Паук не был врагом Леса, но и его защитником он тоже не являлся. Он был проводником между мирами. Всякий раз прежде чем попасть на ту сторону, он спрашивал разрешение. Его территория начиналась и заканчивалась кабинетом. Всё, что выходило за пределы кабинета принадлежало Лесу. Лес мирился с пребыванием Паука. Лесные обитатели, чувствуя угрозу, старались держаться подальше. Они были весьма миролюбивы по отношению к паучкам. Последние служили в роли информаторов. Маленькие, незаметные, не представляющие собой опасность, они спокойно сосуществовали с другой лесной живностью, сохраняя внутреннюю гармонию. Паук, в противоположность своей свите, был страшен и огромен. В нём не сохранялось ничего человеческого, лишь туловище отдалённо напоминало фигуру человека. Выцепляя жертву глазами, он одним лишь взглядом заставлял ту содрогаться в страхе. За Пауком неизменно тянулись серебряные нити паутины, готовые в любой момент поймать жертву в ловушку-кокон. Когда его не трогали, он был безобиден.

Вместе со своей добычей, Паук притянул следом нечто, вышедшее из бездны. Нечто, заставляющее весь Лес содрогнуться в страхе. Трава прижималась ближе к земле, лесные обитатели стремглав пустились наутёк. Прочь. Прочь. Прочь отсюда. Оно несло за собой ужас, страх и смерть. Оно влекло беду, обладало разрушительной силой. Жаждало вернуть себе то, что посмел украсть Паук. Его размеры были чудовищны, а внешний облик был соткан из тысячи лиц и обличий. Оно поглотило в себя не мало душ. Оно убивало Лес изнутри. Именно его почуял Паук, направляясь к озеру. Это чудовище несло в себе угрозу. И не планировало успокаиваться, пока не заполучит желаемое. Пока очередная жертва не отдаст ему свою душу.

Паук оставался спокоен и непоколебим. На его счету бесчисленное количество вызовов самой Смерти. Он ходил по грани и рисковал собственной шкурой, вытаскивая бестолковых детишек чуть ли не с того света. И дело было вовсе не в большом добром сердце и пламенной любви к детям. Он всего лишь выполнял свою работу. Возвращение заблудших детей обратно в Дом тоже было частью его работы. Когда-то он считал это своим долгом, теперь же это становилось рутиной. Другая сторона Дома таила в себе кучу секретов, она не принадлежала никому, но в то же время у неё был Хозяин. Она не пускала в себя всех подряд, была избирательна и привередлива. Она завлекала к себе юные пытливые умы, жаждущие оказаться в более комфортном для себя месте, там, где и них будут сняты все оковы, сдерживающие их в Доме. Кажется, никто, кроме Януса не осознавал всех рисков нахождения на Другой стороне. Никто не боялся больше не вернуться. Они хотели остаться здесь.

Но Пёс, забившийся в страхе за Паука и рычащий в сторону чудовища, вряд ли хотел оставаться здесь один на один с собственным страхом. Чудовищные лапы тянулись к своей жертве, пытаясь забрать, вернуть себе, но всякий лапы путались в паутине. Чудовище хоть и обладало значительным преимуществом в размерах, уже было в плену в огромной сети, сотканной из серебряных нитей. Со всех сторон паутина угрожающе нависала над ним. Ловушка готова была схлопнуться в любой момент. Вот только у Паука совершенно не было времени играть с чудовищем. Ему нужно было вернуть Пса и вернуться самому. Соткав перед собой прочную пелену паутины, Паук удаляется прочь, крепче обмотав нитями Пса и потащив его за собой следом.

Чудовище позади пришло в бешенство. Лапы ударяли по паутине, скребли, царапали её, пытаясь выбраться из плена. Но с каждым разом полотно становилось всё прочнее, постепенно превращаясь в огромный кокон. Оно было сильнее. Рано или поздно оно прорвётся сквозь паутину и бросится вдогонку. Если оно их настигнет, оно не пощадит никого. Разорвёт плоть в клочья, не оставив от них ничего. Его гневное рычание эхом проносится по всему Лесу. Паук чувствует чужой страх и проворнее пробирается сквозь заросли кустов. Если бы не Пёс, он добрался бы куда быстрее. Если бы Паук был уверен, что Пёс сможет бежать самостоятельно, он отпустил бы его. Но помимо паутины Пса сковывал страх.

Прочь. Прочь. Прочь. Словно боем часов по вискам било одно и то же слово. Лес гнал Паука прочь. И тот послушно уползал всё дальше и дальше от озера. Обратный путь казался бесконечно долгим. Деревья сменяли друг друга, но были столь похожи меж собой, что создавалось впечатление, что Лес водит кругами. Позади послышались резкие визги и жалобный скулёж. Сердце сжалось и забилось чаще. Серебряные нити потянули Паука назад. Один из глаз уловил Пса, попавшего в плен коварных корней. Паук предпринял попытку вытянуть Пса, но корни лишь крепче цеплялись за лапы. Позади меж крон деревьев устрашающе мелькнули огненно-красные глаза. Рой мелких паучат облепил тело Пса, помогая вызволить того из плена. Очередной рывок и Пёс кубарем летит в сторону Паука.

Паук проворно ныряет в нору и тотчас принимает человеческий облик. Янус хватает Пса за шкирку и швыряет вглубь кабинета прежде, чем чёрная лапа успевает схватить того за хвост. Со стороны Леса слышится отчаянный злобный рёв. Рёв, несущий в себе предупреждение. Хода в Лес больше нет. В кабинете слышится грохот, треск дерева и звон бьющегося стекла. Янус выдыхает и сводит брови к переносице, оборачиваясь в сторону спасёныша. Как бы ему самому ни было страшно, он не должен показывать свой страх перед воспитанниками. Он прячет свои эмоции за строгостью и серьёзностью.

— О чём только ты думал? — возвышаясь грозной тучей, спрашивает Янус. Его вопрос не окрашен никакими эмоциями, в его голове лишь холодная сталь. Он знает, что на его вопрос внятного ответа нет. Дети не имеют привычки задумываться о последствиях. Помедли Янус ещё немного, в Доме стало бы на одного воспитанника меньше. Паук находит в себе снисхождение. Никто из воспитателей не станет пускаться в нравоучения, потому что им не знакомо это место и угрозы, от него исходящие. Янус присаживается на корточки и хватает пальцами чужой подбородок, заставляя смотреть на себя. — Пока ты здесь, в моём кабинете, ты в безопасности. Но вернуться в Дом ты не сможешь. Объявишься в Лесу — оно тебя убьёт. Что будешь делать, Пёс? — Паук прибавил мягкости в свои интонации, но те были едва ли различимы. — Моя гостеприимность не безгранична.

Подпись автора

by Blanche