- Если ты хотел напугать меня, у тебя получилось.
Рыжая попала в Могильник впервые. Впервые за эти полгода. Она вообще всем кажется абсолютно здоровой. Даже сейчас, с двусторонней пневмонией от проведенной в снежном замке собственного производства ночи. Потому что ей всегда весело. Весело от ставшего грубым голоса, от капельниц, от болючих уколов: боль похожа на щекотку, если правильно к ней относиться. Но больше всего от того, что Могильник вовсе не так страшен, как его малюют. Тут не только умирают, как убедилась она, тут сильнее, чем в Доме, хотят ЖИТЬ. Хотят избавиться от паучьей власти, сбежать в ощущение кажущейся свободы и снова сомневаться, что хотят именно этого.
Комедию она не знала, это кто-то из старших, ее туда не пускают. Не паучихи – старшие не пускают. Здесь, как и в Доме, чёткая иерархия. А мальчишки пускают. Не то, чтобы с радостью, но тут точно проще:
- Ты что здесь делаешь? А ну-ка мигом на свой этаж, - таким тоном, что только улыбнуться и кивнуть, никуда не сдвигаясь.
Здесь Рыжей уютнее: понятно, что мальчики тоже люди - они плачут не реже и не тише, чем девочки, но они чем-то честнее, их правда без примесей, без коварных пустот и вкраплений.
Рыжая знает про Смерть от девчонок. Про него говорят только здесь, в Доме он исчезает, как призрак. Призрак Могильника. Очень романтический образ. А сильнее всего подкупила, конечно же, его рыжая шевелюра. Никто же не предупредил, что у него волосы такие же красные, как у нее! Алые, как открытая рана и огонь вместе взятые.
Он спал высасывающим жизнь из-под кожи сном мученика, когда она впервые сунула нос в его палату.
Красивый и белый, как убитый мраморный бог с расплескавшейся по подушкам кровью. От неожиданности улыбка Рыжей вспыхнула, как спичка в кромешной мгле. Никто не видел, а она уже знала, что вцепилась в это собственническое чувство с упрямством кошки, поймавшей солнечный луч. Луч жил этажом ниже, в отдельной палате, и не дать ему погаснуть стало целью ее жизни.
Открывала дверь потихоньку, но Смерть  всё равно запалил. Чем дальше, тем труднее оставаться незамеченной. Хороший, конечно, знак, но Рыжей досадно. Она вообще здесь не из-за чьей-то смерти. Комедию она узнать не успела. Рыжая принесла книжку, вообще не комедию, сказку, и хотела ему почитать. Но ему теперь не до сказок. У него что-то своё, не написанное, не рассказанное, здесь и сейчас. Сердце ёкает, заставляя девчонку замереть на пороге, едва прикрыв за собой дверь.
- Тебе же сказали про Комедию?
И привет-то добавил так, будто, увидев реакцию Рыжей, захотел как-то смягчить эффект, извиниться. Спрятать?
Что-то очень важное (или страшное) происходит в этом Доме. Рыжей нравится, но хочется знать.
Она тоже прячет "Маленького принца" за спину, и всё равно тянется за теплой радостной искоркой в первоначально наполненном до краев печалью тусклом взгляде братишки, подходит ближе, садится не на паучий стул рядом, а прямо на кровать: пацану стоит немало усилий такое приглашение, он отчаянно старается не морщиться.
Раз уж заметил красивую, иссиня-черную, с яркими желтыми звездами книжку - больше не таится, кладет её себе на колени. Но смотрит напряжённо, чтоб он тоже не вздумал увиливать.

Отредактировано Рыжая (25.04.2024 08:30:55)

Подпись автора

никуда, люся, никуда

Ей не понравился первый вопрос. Он был похож на маленькую неправду, ведь Рыж видел эффект от одного-единственного своего слова. Зачем переспрашивать? Но Рыжая не успела нахмуриться - следом прозвучал второй, немного сбивающий с толку, добавляющий капельку уюта: то есть, он не уверен? Он, может быть, просто угадал? Кто-то из паучих сказал ему вчера, что Комедии хуже, вот он и сделал вывод?
А вот третий вопрос развеселил Рыжую.
— Смерти? Тебя что ль? – и девчонка широко улыбнулась, сморщив веснушчатый нос. А потом вдруг глаза ее стали серьезными: всё-таки начал увиливать.
— Откуда узнал про Комедию? – слишком странный этот у него взгляд, убегающий. Так не годится.
— История после.
Она понимает, что мучает мальчика, но он никогда не выздоровеет, если будет впускать всю свою боль в одну калитку… Или как там говорят? Хочет же рассказать. Или нет?
Не доверяет?
Рыжая следит за тем, как он предпочитает отвлечься на боль физическую и вместо того, чтобы попросить ее открыть дверцу прикроватной тумбочки (не словом - намеком, поворотом головы, уж Рыжая бы сориентировалась), сам тянется к ней, рвано задерживая дыхание, чтоб не застонать ненароком. Девчонка злится, но терпит, только губы поджала да зубами скрипнула. А в последний момент не выдержала, помогла открыть, чуть задев его пальцы своими, вдруг там глубоко — то, что ему нужно.
Апельсин?
— Вы похожи! – всё же ухмыляется она, делая акцент на первом слове. Сама о Лучике подумала сегодня за завтраком, когда получила такой же, только поменьше. У Рыжего все тарелки выглядят аппетитнее, чем у девчонок. Этим паучихи мальчиков в глазах Рыжей зарабатывали себе пару очков преимущества против девчачьих.
— У дураков и рыжих мысли сходятся, — берет она мини-модель солнышка и вгрызается верхними резцами в толстую брызжущую кожуру у плодоножки. – Почему тебе не почистили?
Книга мешает на коленях, пусть сбоку полежит. Сок цедры брызжет во все стороны, попадает в глаз, девчонка смеётся:
- Вот всегда так!.. Витаминки! - пострадавший глаз жмурится и слезит, она трёт его тыльной стороной ладони. И ничто не может отвлечь ее от главного: мальчишка не торопится отвечать на ее первый вопрос.
Не честно. Замолкает так же быстро, как засмеялась, не смотрит в глаза: есть повод. Шкурка не сдается без боя. Но драгоценные капли сока внутри. И Рыж, наконец, слышит её, поднимает кажущуюся брошеной застрявшую между ними тему.
Рыжая замирает, боясь спугнуть, продолжает освобождать от плотной одежки будущие дольки, перестает улыбаться и отвечает коротким движением головы в сторону: знала только, что она немая, но почему именно "Комедия", понять не успела. Мальчик словно отзеркаливает ее жест, продолжая крадучись открываться. Рыжая цепко поднимает веки, выхватывая взглядом интересующие ее изменения в лице братишки:
- Каких вещей?
Часть шкорок падает с широкой юбки безразмерной больничной рубашки, но Рыжая не замечает этого, осторожно опускает глаза к очищенному фрукту и, большими пальцами вычленив прореху поудобнее, делит апельсин на две равные половинки.

Подпись автора

никуда, люся, никуда

Какая-то тайна не пускала его, держала в клетке без замков и двери, а Рыжая тянула к нему руку, будто обещала вывести. Но это был мальчик, а не греческий бог, не силы природы, не бесплотный дух. Он кушал, смеялся, ходил в туалет, боялся щекотки и блевал от каких-то противных капельниц, он страстно хотел жить, и слово «смерть», которым беспардонно обозвали его, ему совсем не подходило! Он был худ и слаб, как паучья лапка, еле умел сесть на кровати, терял сознание от резких движений, но жил, жил, как она, и задыхался от какой-то неведомой тяжести, которая поднялась сейчас со дна его зрачков в полный рост и грозилась перевалиться к ней сквозь чугунные прутья решетки. Рыжая шагнула внутрь и уселась рядом.
Лучик занервничал, опустил глаза, Рыжая тоже. Кожа на его предплечьях отчетливо зарябила мурашками. Воздух вокруг превратил все пылинки в снег, осел инеем на вдохе и зазвенел повсюду тоненькой жутковатой нотой. Но Рыжая не испугалась, заразившись этим ознобом, придвинулась ближе и сжала его ближайшую к себе ледяную руку в своей чуть более теплой.
Теперь он не отвёл глаза и начал делиться.
Первая порция насытила ее быстро. Чтобы осознать и расшифровать услышанное, пришлось первой выскользнуть из сцепки, сместиться в почти осязаемом давлении взгляда в открывшуюся ей бесконечность и, по возможности, не поддаться прорвавшемуся потоку поспешных выводов.
- Ты… увидел ночью Комедию и приснился ей?
Рыжая осторожно подбирала слова, но всё равно осталась ими недовольна:
- Ты проводил ее в… тот мир?.. – и дальше, уже не справившись с огромностью своего открытия. – Ты часто так делаешь?
Чем тише становился ее голос, тем острее впивались зрачки.
- Настолько странные – нет… - хотелось сказать, что это не сны, но он ведь и так знает, верно?
Под ложечкой засвербило, Рыжая села удобнее подогнув под себя в подол просторной больничной сорочки ноги. Для этого пришлось выпустить руку Рыжика и свернуться кочкой на краю его довольно широкой койки. Светлый взор мальчишки признался быстрее слов, и Рыжей надо было время, много времени, чтоб переварить вытащенную без анестезии откровенность.
- Прикинь, если они теперь и мне будут сниться? – вдруг хищно оскалилась она, резанув его дикой вспышкой радости. – Ха!  А что? За всё надо платить. Мы теперь работаем в связке, отдашь мне девчонок?.. Ха! – без перехода повторила Рыжая, подкинувшись вдруг и замерев, как сурикат. – Так во-оот ты о чем говорил, когда спрашивал, не боюсь ли я тебя! Уйти за тобой не страшно, - серьезно ответила она и снова перескочила на открывшийся в бурном потоке камушек. - Им повезло, кстати, что это был ты, а не какая-нибудь страшная тетка с косой… К плохим буду являться с косой! В капюшоне!
Она сорвала с Рыжего одеяло и одним широким, почти факирским движением укуталась в него, как в геройский плащ, уголку отведя роль вышеупомянутого капюшона. Стойку для заготовленных паучихами на обед капельниц она притянула к себе для имитации косы. Медленно склонив голову, Рыжая подняла на мальчишку свой самый страшный взгляд исподлобья.
- Ну что, похоже? Вот вырасту в тётку – ваще уссышься.
Заметив упавшую на пол книжку, девчонка затихает так же резко, как загорелась.
- Может, поэтому ты никак не выздоровеешь? – еле слышно проговорила она севшим голосом. – Эй, вы там! Отдайте мне девчонок. Я здорова, как бык! – и, подбежав к братишке, склонилась, всё еще кутаясь в его одеяло. – Где они прячутся, Лучик? – глаза его больше не пугали космической громадиной тени, и она не заметила, как назвала его тайным именем, которое только для мыслей, только для молитв о нем, как умеет. - Они меня слышат?
Мальчишка замерз, и Рыжая снова укрыла его одеялом, подняла книгу и, разгладив, оставила ее на своих коленях.

Апельсинку делили вместе. Он свою половинку, она свою.
- А ты и не разбрасывал! – подхватила фразу наглая гостья. И накидала на пол остатки кожуры с юбки, принимаясь давить ее пальцами ног. Цедра брызгалась, скользила соком и рассеивалась над полом густым ароматом. Рыжая не торопилась вгрызаться в отделенную уже дольку, пока Рыжик не начнет есть свою.
А потом съела залпом, затолкав в рот четвертинку апельсина, чтоб не терять по мелочи драгоценные оранжевые витаминки. У нее была всего одна косточка.
Фраза про поцелуй пришлась в самый напряженный для рта Рыжей момент, и она поспешно придержала двумя пальцами, как прищепкой, губы, чтобы не прыснуть.
Нет, когда сама читает такое – щекотно в животе. Но говорить вслух??? Особенно при мальчишке?! Как хорошо, что рот ее сильно занят доброй третью апельсина и необходимостью скорее его прожевать! И все равно от этих слов снова мороз по коже. Как бы смешно ни кривлялось лицо, внутри всё переворачивается от таких тем. Рыжий дождался, когда она справится с волнением и заговорил, как взрослый. Девчонка опешила. Только теперь она захотела знать, сколько ему лет. Он вот таким, лежащим или сидящим на своей огромной кровати, кажется ей года на два младше, но говорит иногда так, что уверенность в этом улетучивается.
- Тебе же девять, как и мне?

Отредактировано Рыжая (05.05.2024 17:34:52)

Подпись автора

никуда, люся, никуда