Нужно было вставать единым фронтом. Нужно было лезть на баррикады по-своему, по-крысиному, наступая друг другу на пальцы и на горло, но всё же - вместе, скопом, против единого врага, потому что разделяй и властвуй, потому что иначе человекозмей вползёт в их уютные норы и оставит следы из чешуи, из этой чешуи вылупятся новые, маленькие василиски, и смотреть в глаза будет небезопасно уже никому. Нужно было, потому что всегда было, что мы - против них, и если начать кусать своих, то проще будет по одиночке отловить и загнать в мыше- крысо? - ловки. Он заставлял себя думать о благе стаи, о том, что будет, если не, и о том, какие мосты они уже сожгли. Думать о пожарах, чиркая спичкой; ждать, пока огонёк не начнёт лизать подушечки пальцев, выкидывать чёрный огарок, чиркать новой. Представлять город в огне, поезд в огне, да что там ещё могло гореть.

Сколько лет уже прошло. Два года, три? Больше? Можно было, наверное, закопаться в архивы, как Табаки, и тщательно, вдумчиво выцепить каждую ниточку из опутавшего их кокона, найти, от какого источника тянулась каждая. Можно было - но куда проще всё поджечь к чёртовой матери.

Фитиль - зелёный ирокез, саднящие шрамы, рваные джинсы, - пропустил все уроки. Разбросал объяснения, как жухлые листья торопливо угасающей осени, - был у Кошки, был в Могильнике, дописывал сочинение для Анубиса, объяснялся с Василиском. На самом деле - нигде не был. Застрял в каком-то нехорошем, желчном углу, и ждал.

Выпросил всё же у Анубиса разрешения задержаться в его кабинете после последнего урока в одиночестве. Сидел на парте, пристроив полупустую зелёную тетрадь на коленях, черкал что-то ручкой, заполняя поля штрихами. Штрихи выходили механически: аккуратными, ровными рядами, спускались вниз по странице, чтобы на следующей начать ползти вверх. Отправил Мартышку за вожаком ещё пару часов назад - "по важному делу, тебя не звали" - и терпеливо ждал теперь, пока по всему этажу расползётся новая волна сплетен.

Он с каким-то отстранённым интересом следил за шепотками о нём и о Рыжем, равно как о нём и Вороне. Не поддерживал, не разжигал; отмалчивался, передёргивая плечом, и нехорошо косился на особо дотошных. Дом охотно развешивал уши, и набухал спекуляцией как пиявка кровью. Помятая пачка сигарет в кармане с пристроенной в ней зажигалкой, колючие значки и нашивки на жилетке, перочинный ножик в не слишком тайном кармане. Он пытался придумать, что сказать, с какой стороны зайти - Василиск должен уйти, тварь ты продажная, брюхо всё протрёшь у него в ногах валяться; Рыжий, идиотом не будь, единый фронт же, мать его, и что-то там ещё такое. Не сочинив ничего пристойного, Фитиль потянулся было за куревом, но остановился в последний момент - всё же анубисовский кабинет, нужно какие-то приличия соблюдать.

- Василиск.

Бросил имя, как гранату, и затаился, сидя на парте.

- Что будем делать с Василиском?

Сейчас начнёт свои вожаческие речи вести. "Мы" с Василиском делать ничего не будем, и ты, Фитиль особенно, повышенно активно, будешь ничего не делать, потому что если ты, Фитиль, даже в сторону его криво посмотришь, как я видел ты смотрел во время Великой Уборки, то оборву тебе все уши - или нет, Рыжий бы вставил какую-то красивую, многослойную метафору, хитрые словесные обороты, которые заставляли скрипеть мозг и оставляли Фитиля в пыли, потому что Рыжий уже закончил мысль и рванулся дальше, доносить до него следующую, когда он всё ещё пытался осознать предыдущую. Многословность вожака бесила, как бесил и тот факт, что за словесной завесой было трудно распознать равно что Рыжий хотел сказать на самом деле, и кем Рыжий на самом деле был.

- Чего ты хочешь от нас? Сидеть тихо и мирно? Восстания? Слепого следования приказам, с надеждой, что вожак знает, как лучше?

Он затруднялся сказать, специально ли он нагонял этот антагонизм в разговорах с Рыжим, или он проступал сам собой, как защитный механизм, но яд сочился изо всех пор, как бы он ни пытался разрешить дело миром. Особенно в таком деле, как восстание против нового воспитателя.

- Чаепитие это ещё, - Фитиль неопределённо помахал в воздухе рукой. По его лицу легко читалось, что он думал о поощрениях и наказаниях как их видел новый товарищ надзиратель. - Сейчас как покатится всё к чертям, к маю очнёмся, что весь год прошёл чёрти как. Надо сейчас действовать, пока время есть.

Фитиль положил тетрадь на стол и встал на ноги.

- Укажи хоть примерное направление для партии. И вали потом, раз так разговаривать противно.

Фитиль с какой-то злорадной готовностью сел рядом с Рыжим, разве что плечами не касаясь. Общая хрупкость Рыжего была заметней всего, когда было, с чем - кем - сравнивать, и это наверняка его задевало. Не каждый раз, и не всегда ощутимо, но пробиралось под кожу и грызло изнутри, по-крысиному выгрызая все внутренности, которые удерживал в себе корсет. От этого ли вожак ретировался так быстро, что Фитиль даже устроиться не успел? Или он просто видел то, что хочет?

- У тебя обязанности вожачьи, - любезно сообщил Рыжему в спину, пока он чертил что-то на доске. - Так что, да, мы знаем, чего хотим от тебя.

Рыжий рисовал. Фитиль смотрел. Несмотря на условные творческие таланты, схожесть между персонажами на доске и в реальности была очевидна, и в каждой закорючке узнавалась истинная суть того, которого она изображала. Пауки были в достаточной мере паукообразны. Р Первый тоже был опознаваем; Овца, хотя Фитиль и не горел желанием это признавать, получилась особенно хорошо, с дрожащими овечьими ножками торчащими из пушистого облака. Было ясно, куда клонил Рыжий, но Фитиль всё равно послушно дождался появления на доске Мурены. Как прилежный ученик, Фитиль слегка издевательски поднял руку, и заговорил, не дожидаясь, пока Рыжий на это отреагирует:

- Я в курсе, что все проблемы поступают сверху. Но с ней ты ничего делать не можешь. Ты вообще её в коридорах видел когда-нибудь, а? Сидит же себе где-то в кабинетах, за тремя замками, и рассылает верных василисков во все стороны. И это Василиск, а не Мурена, превратит нашу жизнь в неприкрытый пиздец, если мы не прижмём его сейчас, сразу, и вместе.

Фитиль стёк со стола и подошёл к доске.
- Грандиозные планы, это, конечно, хорошо, - он перечеркнул пальцем картинку Мурены, - но не директриса будет каждый вторник наши спальники перетряхивать. Я не хочу повторения уборки, а ты?
Василиска постигла учесть Мурены.
- Кто-нибудь тебя ещё раз к стенке приложит, и не факт, что я тебя во второй раз от неё отскребать буду.